Обернувшись, она украдкой осмотрела гостиную. Мать перехватила ее взгляд, закатила глаза и едва заметным движением руки указала идти на второй этаж.
– Пока твоя дочь живет в этом доме, она будет подчиняться тем же правилам, что и ты в детстве. Мне неважно, что последние шесть лет девочка таскалась с тобой и твоими хахалями по крысятникам. Отныне она будет получать достойное воспитание.
Кайя тайком прокралась вверх по лестнице, скрылась в своей комнате и как можно тише прикрыла дверь.
Крошечный белый комод и слишком короткая кровать словно принадлежали совсем не ей. В клетке, стоящей на коробке со старыми игрушками, шуршали ее крысы, Исаак и Армагеддон.
Кайя скинула одежду и наплевав на мокрые волосы и грязь на лице, забралась в крошечную кровать, притянула ноги к груди, чтобы поместиться на матрасе, и закуталась в одеяло. Она знала, что такое настоящая одержимость, – видела, как мать желала славы. Кайя не хотела мечтать о невозможном.
Но сегодня, только этой ночью, она позволила себе думать о нем: о том, как вежливо он разговаривал с ней, как не похож был на других парней. О его сияющих глазах и кривой улыбке.
В сон Кайя провалилась, как в омут, сомкнувший свои воды над ее головой.
Глава 3
Папиросы – это совершеннейший вид сильнейшего удовольствия. Удовольствия изысканного и тонкого, но оставляющего легкий след неудовлетворения. Чего еще можно желать?..
Кайя стояла в ручье, держа куклу Барби за светлые волосы. Прохладная вода щекотала ей ноги, солнце пекло спину, а в воздухе разносился аромат зелени и насыщенный запах земли. Ей было девять.
Во сне все казалось логичным, хотя Кайя знала, что на самом деле все было не совсем так. Воспоминание о теплом зеленом дне пришло из ранних лет. Но во сне все перемешалось, и здесь Спайк сидел на ковре мха, тянущемся вдоль берега, и шил для куклы платье и сумочку из листьев. Люти сидела верхом на Кене, обхватив его ногами за талию – ее переливчатые, как у бабочки, крылья легонько трепетали, – и пела пошлые песенки, от которых девятилетняя Кайя краснела и хихикала.
Рядом с Кайей стоял молчаливый Грисл. Смеясь, она развернулась к нему. Друг попытался что-то сказать, но с губ его сорвался лишь гладкий белый камешек, который плюхнулся в ручей и лег на дно среди других камней, испуская странное свечение.
Громкое карканье заставило Кайю резко вскинуть голову. На дереве сидел ворон, его черные перья переливались на свету, словно бензиновое пятно на поверхности воды. Ворон склонил голову и уставился на Кайю, оказалось, глаза его ослепительно-белые, как выплюнутый Грислом камень.
Ворон переступил когтистыми лапами по ветке, а потом взмыл в воздух. В следующее мгновение Кайя ощутила, как когти царапнули запястье, а клюв ужалил руку, – и кукла оказалась у ворона.
Кайя закричала и наклонилась, ища, чем можно было бы запустить в птицу. Рука ее нащупала камень, и девочка, не раздумывая, швырнула его в вора.
Ворон штопором упал в пышные кроны деревьев, Кайя бросилась за ним. Лес вокруг смазался, и внезапно она оказалась рядом с черным тельцем.
Ворон лежал неподвижно, перья слабо шевелились на ветру.
Рядом валялась кукла, а между ними покоился гладкий белый камешек. Тот самый, что слетел с губ Грисла.
И тут Кайя проснулась.
Мать стояла в дверях спальни, сжимая в руке телефон.
– Я звала тебя тысячу раз. Дженет звонит.
– Ага-а… – Кайя с трудом разлепила склеившиеся от туши глаза и потянулась.
Солнце вновь вернулось к жизни, пылая яростью после ночной проделки госпожи Луны. Вспышки лимонно-желтого света обещали обманщице головную боль, если она рискнет открыть глаза.
– Тяжелая ночка? – Мама прислонилась плечом к косяку и затянулась сигаретой.
Кайя потерла глаза. На фалангах пальцев остались черные блестящие разводы.