– Полагаю, комплименты сейчас неуместны.
Тая под этими пальцами, Корни не смог даже выдавить ответ.
– Идем, – позвал Нефамаэль.
Потеки воска тянулись по стенам, подобно сталактитам, скалящимся со сводов. Вдали слышались музыка и смех. Нефамаэль провел Корни в распахнутые двери с узором из серебряного плюща прямо в сад, где под тяжестью серебристых яблок деревья склоняли ветви к самой земле. По саду вилась узкая дорожка из белых камней, а над верхушками деревьев смыкался сияющий свод. Он светился так ярко, словно они были не в пещере под холмом, а под чистым дневным небом. До Корни доносились ароматы вскопанной земли, скошенной травы и гниющих фруктов.
– Вперед, – подбодрил Нефамаэль, кивая в сторону деревьев. – Пробуй все, чего пожелаешь.
Корни уже сомневался, так ли он голоден. Однако, боясь разочаровать рыцаря, он подошел к ближайшему дереву и сорвал яблоко, которое словно само легло в руку. Серебристая кожица была теплой на ощупь, будто там, внутри яблока, пульсировала настоящая жизнь.
Корни поднял взгляд на Нефамаэля. Рыцарь увлеченно разглядывал белую птичку, примостившуюся в ветвях. Не дождавшись ответного взгляда, Корни осторожно откусил кусочек яблока.
У сочной мякоти был вкус изобилия, вкус страсти, жарких мыслей и желаний. Всего один кусочек лишил его рассудка, даря небывалый голод. Нефамаэль с лукавой усмешкой смотрел, как Корни облизывает надкушенное яблоко, жадно поглощает мякоть и, опускаясь на колени, высасывает бледную сердцевину.
Несколько фейри, преданных рыцарей Королевы, собрались вокруг, словно цветы к солнцу, обращая свои прекрасные лица с высокими скулами и блестящими глазами к невероятному зрелищу. Они смеялись, но Корни не мог остановиться. Он мог только есть, едва замечая, что Нефамаэль хохочет над ним вместе со всеми. Женщина с тонкими изогнутыми рогами бросила Корни перезрелую сливу. Она лопнула в грязи, а Корни с жадностью проглотил мякоть вместе с крупицами почвы, а потом еще облизал землю в надежде поймать хоть одну ускользнувшую капельку.
По подгнившим липким плодам, упавшим с деревьев, ползали муравьи. Корни глотал и их, слепо поглощая каждый найденный кусочек.
Спустя некоторое время Нефамаэль подошел к парню и прижал к его губам небольшое печенье. Корни неосознанно прожевал его и проглотил, хоть печенье и оказалось на вкус, как песок.
Оно камнем легло в желудке, и всепоглощающий голод вдруг отступил, уступая место пониманию. Корни сидел на корточках под деревом и прекрасно помнил каждое мгновение своего позора. Он смотрел на грязные руки, на испачканную одежду, слышал хохот фейри – и изо всех сил старался не разрыдаться, как мальчишка, от охватившей его беспомощности.
– Ну же, ну же, – пробормотал Нефамаэль, похлопывая его по плечу. Корни поднялся, стискивая кулаки. – Бедняжка Корнелиус. Ты такой хрупкий, мне даже страшно случайно разбить твое маленькое сердечко.
В голосе рыцаря слышалось довольство. И Корни ощущал, как, сам того не желая, отзывается на этот уверенный, глубокий голос, как стыд и смущение отходят на задний план, медленно, пока окончательно не затухают.
– Иди ко мне, малыш. Ты весь измазался. – Нефамаэль поманил Корни к себе.
Один взгляд в эти желтые глаза – и он сдался, сломался, как крошечная куриная косточка. Корни ступил в кольцо рук Нефамаэля, наслаждаясь уколами шипов.
Этой ночью пир проходил не так бурно, как в прошлый раз. Не было ни безумных скрипачей, ни неистовых хороводов. Не было ни фруктов, горами лежащих на блюдах, ни медовых кексов. Лишь шепот и приглушенный смех. Свет исходил только от жаровен, расставленных по залу, и от маленьких фейри, парящих над толпой.
Думать было трудно. Ноги замерзли, ступни неприятно ныли, ступая по земляному полу. Чары Королевы медленно спадали с нее, но чем больше они слабели, тем сильнее становился страх.
Скоро она умрет. И будет уже неважно, насколько замерзли ноги.
Впереди маячила спина Ройбена, серебряные волосы при каждом шаге ртутной волной скользили по его плечам.
«Нет, я не умру, – напомнила себе Кайя. – Это всего лишь игра. Всего лишь игра. Друзья спасут меня».
Неосознанно она прикоснулась кончиком пальцев к губам, таким непривычно мягким и припухшим. Слишком хорошо Кайя помнила настойчивость его губ, их нежность и тепло, но также помнила и выражение лица Ройбена, когда в дверь постучали, – ужас, возможно, даже отвращение. Она покачала головой, проясняя мысли, но лучше не стало.
Часть гостей, мимо которых она проходила, с жадностью смотрели на ведомую жертву. И она задумалась: как столько свободных фейри смогут поделить то, что от нее останется?