– Ну что, все здесь? – спросил парень в ушанке, вошедший в роль неформального лидера и озирающий пассажиров с видом заботливой наседки, пересчитывающей своих цыплят. – Тогда все вместе давайте… Нет, погодите, повернитесь в разные стороны, чтобы звук дальше отлетал.
– Чего кричим-то? – спросила Люсенька. – Ау? Эй? Ого-го? Мы здесь?
Последовал короткий спор, какой именно крик окажется наиболее действенным. Наконец достигли консенсуса и решили орать «Мы здесь!».
– На счет «три»! – велел лидер. – Раз, два… три! Мы зде-есь!
– Мы зде-есь! – заблажили остальные.
Никакого эффекта. Умолкнув, все напряженно вслушивались в завывания ветра.
– Нет, это не дело, – озабоченно сказал лидер. – Надо немножко рассредоточиться вдоль автобуса и кричать постоянно, минуты три подряд. Потому что такой короткий крик никакой возможности сориентироваться не дает. Только, ради бога, никто от автобуса не отходите, а то еще не хватало кому-нибудь тоже потеряться.
Придерживаясь за грязные, с налипшим снегом стенки автобуса, пассажиры рассредоточились и принялись орать кто во что горазд, пока то один, то другой не начали заходиться кашлем.
– Я не могу больше! – осипшим голосом сообщила наконец Люсенька и вскарабкалась на подножку, волоча за собой своего мужчину, который от криков совсем ослабел и еле шел, заплетая ногу за ногу. Вслед за ними начали подниматься в автобус и остальные, сметая с себя снег, громко кашляя и сообщая, что они думают обо всем случившемся вообще и о пропавшем водителе в частности.
Те, у кого были термосы, немедленно достали их и принялись смачивать горло. Двое использовали для этой же цели содержимое водочных бутылок. Мужик из электрички плюхнулся на свое место и безучастно отвернулся к окну. Видимо, ни термоса, ни бутылки у него не было.
– Эй, а где этот, как его? – вдруг громко вопросила Люсенька.
– Кто? – слабо выдавил спутник жизни.
– Ну этот, который нас кричать заставлял?
А и впрямь: неформального лидера в автобусе не было.
– Сейчас придет небось, – предположил кто-то из пассажиров, однако ни сейчас, ни через несколько минут томительного ожидания парень в ушанке не появился.
– Да что за напасть? – закричала Люсенька. – Сначала один, потом второй… Главное, всех из автобуса выгнал, а сам пропал… Стойте-ка! – вдруг вскрикнула она. – А ну-ка, проверьте свои вещи! Может, он воришка какой? Может, он нарочно все это затеял?
Пассажиры суетливо принялись проверять свой багаж. Люсенька, у которой этого багажа было больше, чем у прочих, металась вдоль полок, шевеля губами и загибая пальцы сначала на одной, потом на другой руке.
Попутчик из электрички заглянул под сиденье, попинал для надежности свой рюкзак и с прежним равнодушием уставился в окно. Алена тоже поддалась было всеобщей подозрительности и хотела посмотреть, на месте ли ее немудреный багаж, но Люсенька сновала туда-сюда по проходу и мешала.
«Ладно, куда он денется!» – легкомысленно подумала писательница.
– Да вроде ничего не пропало, – сообщил кто-то из пассажиров.
Его поддержали несколько голосов.
– Неужели? – выкрикнула Люсенька торжествующе. – Пропало! Я же говорила! Говорила, что он ворюга!
– Господи! – обморочно простонал ее охрипший от крика мужчина. – Не томи! Говори! Что пропало-то?..
– Вон той девушки рюкзак! – Люсенька ткнула пальцем в Алену.
Наша писательница, давно уж перешагнувшая бальзаковский возраст, с особенной нежностью относилась к людям, которые называли ее девушкой. Однако сейчас было не до признательных улыбок. Она вскочила и внимательнейшим образом оглядела полку, на которую втиснула меж Люсенькиных вещей свой рюкзак.
– Да, – растерянно проговорила Алена. – То есть нет. В смысле, рюкзака и правда нет. Ну надо же, а?!
– Вот именно! – возбужденно воскликнула Люсенька. – Я сразу поняла: что-то не то! Потом вспоминаю: мама дорогая, синяя сумка есть, красная есть, а между ними ведь что-то черное торчало… У тебя рюкзак черный был, правильно?
– Черный, – уныло кивнула Алена.
– Импортный небось?
– Импортный.
– Конечно, сразу понятно, что импортный, на нем что-то не по-русски написано было!
Право слово, Люсенька оказалась редкостно наблюдательна!
– Не по-русски, – в очередной раз кивнула Алена. – Написано было по-английски: «Easy way!», это означает «Легкой дороги!».
Попутчик из электрички, доселе безучастно смотревший в окошко, вдруг подскочил, сунулся под сиденье и выволок на свет божий собственный рюкзак. Близко поднес его к лицу, как будто хотел обнюхать, помял так, что в нем что-то громко захрустело, а потом растерянно уставился на Алену.