— Подонки и нищие пьют лосьоны, одеколоны... — вставила Соня.
Бронх: Сонечка, ты не должна жить в этой агонизирующей стране, ты красива, умна, ты здесь выглядишь белой вороной, а там я тебе создам такие условия, которых ты достойна. Признаюсь, что немкам далеко до русских девочек...
Соня: Я языка не знаю.
Бронх: Думаешь, я знал, когда туда приехал? Выучил, я тебя за пару месяцев натаскаю.
Соня: Налей мне коньяка, нет, лучше «Амаретто».
Снова звон бутылки о рюмку, бульканье. И какой-то странный скрип. Стол шатается или стул с изъяном?
Бронх: Я люблю тебя и хочу на тебе жениться. У меня там свой дом, две машины, счет в банке. Ваша фирма мне приносит изрядный доход. У меня постоянная виза. Сюда мы будем приезжать, когда ты пожелаешь.
Соня: Ты говоришь грязь, мразь, пьянь... Но меня все это не касается. Я не хочу этого видеть. Я живу сама по себе и ни в чем себе не отказываю. Хожу в те магазины, где нет очередей... И Стасика жалко... Говорю же, он любит меня, носит на руках.
Бронх (смеется): Мне тебя будет, конечно, не поднять... (бульканье, откашливание). Ну а ты-то его любишь?
Соня: Я никого не люблю. Даже тебя, Мишель.
Бронх (громко смеется): Спасибо за откровенность! Моей любви к тебе хватит на двоих, моя радость!
Соня: Не называй меня так — это же пошло!
Бронх (говорит что-то по-немецки. Иван разобрал лишь слово «фрау»).
Соня: Это было признание в любви?
Бронх: Что-то в этом роде...
Соня: Стасик без меня пропадет: сопьется, его выгонят с работы. Я не могу такой грех взять на душу.
Бронх: Какому ты Богу молишься?
Соня: Я забыла, что ты другой веры!
Бронх: У меня один Бог — деньги, моя радость!
Соня: Я же тебя просила, Мишель?
Бронх (насмешливо): Сколько в тебе достоинств, Соня!
Соня: Господи, уже половина двенадцатого! Стас придет обедать в два часа. Он в восторге от моей стряпни. Я готовлю такое жаркое из молодой свиньи — пальчики оближешь!
Бронх: Коньяку или ликеру?
Соня: Поторопись, милый, я не хочу неприятностей.
Бронх: Сама же говоришь, он тебя на руках носит... Пусть привыкает.
Соня: К чему?
Бронх: Есть тут у меня одна идейка...
Протяжный скрип пружин дивана, шуршание, стук сбрасываемой на пол обуви, шепот, чмоканье.
Соня: Подожди, я схожу в ванну.
Бронх: Можно, я с тобой?
Соня: Как хочешь...
«Слава Богу, — с облегчением подумал Иван, выключая аппарат. — Они меня избавили от ахов, охов, сюсюканья и мерзких возгласов...»
Нечто подобное он уже записал для Нильского в прошлый раз. Ненасытный Мишель Бронх за час овладел Соней дважды.
Однако пленку Станиславу Нильскому так и не довелось прослушать: через несколько дней, когда у Рогожина был отпечатан на машинке полный отчет о встречах Сони Лепехиной и гражданина Германии Михаила Бронха, в контору на улицу Жуковского прибежал взволнованный клиент и радостно затараторил:
— Деньги я внес в вашу кассу — мы в расчете. Мне больше ничего от вас не нужно. Мы с женой уезжаем на год в Дюссельдорф. Уже и контракт подписали. Жилье и все прочее предоставит Михаил Бронх.
— Вас уже не интересует: изменяла вам жена или нет? — уточнил Иван, скрывая иронию.
— Я вам говорю, мы на целый год уезжаем в Европу, Иван Васильевич! Я счастлив! И платить мне будут марками, а не бумажным хламом, называемым советским рублем! Понимаете вы это или нет?
— Поздравляю вас, — в том же тоне проговорил Рогожин, закрывая тонкую папку.
— Как я рад отсюда вырваться! — не мог успокоиться Нильский. — Здесь мы живем на пороховой бочке.