Чтобы не молчать, он рассказал ей про вчерашний случай у магазина на Литейном. В Петербурге появились собаки-нищие. Они бродили у продовольственных магазинов, заглядывали покупателям в глаза, явно вымаливая подачку, но в большинстве своем люди озадаченно проходили мимо. Один белый шпиц стоял у ступенек на задних лапах, умильно глядя прохожим в глаза. Это что-то новое: нищих собак Иван раньше не видел. У помоек и мусорных баков встречал не раз, а вот у магазинов впервые. Какой-то подвыпивший громогласный усач в спортивном костюме «адидас» только что купил килограмм сосисок и когда увидел стоящего на задних лапах шпица, достал одну и протянул. Шпиц ловко схватил ее и в мгновение ока проглотил. Тут подошел второй лохматый пес с несчастными голодными глазами и тоже уставился на парня. Он стоять на задних лапах не был обучен и всю свою энергию вложил во взгляд желтых глаз. Парень и ему бросил красноватую сосиску, но тут сорвался с места нищий, стоявший неподалеку, и первым схватил сосиску. Расстроенный пес сгоряча цапнул его за ногу. Парень хохотал на всю улицу, хлопал себя по толстым ляжкам, а нищий не хуже собаки прямо на месте расправился с сосиской даже без хлеба.
— Вот она — нищая, голодная Россия! — сквозь смех, проговорил парень. — Перемешалось все: собаки как люди, а люди, как собаки!..
Иван, наблюдавший всю эту безобразную сцену, не выдержал, подошел к парню и сквозь зубы, бросил:
— Вали отсюда, благодетель! Вместе со своими сосисками!
Усач было встрепенулся, но очевидно, прочтя в глазах Рогожина нечто тревожное, хлопнул себя капроновой сумкой по ляжке и размашисто зашагал к Невскому!
— Какой ужас! — покачала головой Натали. — Надо отдать должное Андрею — он меня оберегал от такой прозы жизни.
— Сдается мне, что он вас по-настоящему любит, — сказал Иван.
— А я вам нравлюсь? — Она и раньше спрашивала, но на этот раз ее слова прозвучали как-то по особенному.
— Нравитесь, — честно признался он.
— Вы мне, Иван, с первого раза понравились, когда я вас увидела в Комарово. Может, потому что вы — единственный, кто не смотрел на меня воловьими глазами... Ну вы понимаете, как смотрят мужчины на лакомый кусочек...
— Я отметил про себя, что вы красивы, а что еще я должен был делать? Вы принадлежали Глобову, мне и в голову не могло прийти отбить вас у него.
— Потому что это Глобов?
— Прийти в дом к хозяину и, как вы говорите, смотреть воловьими глазами на его женщину... Это непорядочно.
— В каком мире вы живете, Иван?
— Хотите честно, Натали? Лучше Андрея Семеновича вы вряд ли кого найдете.
— Я никого не ищу — меня сами находят, Ванечка!
— Он неплохой человек, видный мужчина. О других его достоинствах я уж не говорю...
— И вам так не терпится передать меня Андрею?
— Решать вам, Наташа, — сказал он. Натали называть ее ему не хотелось — в этом было что-то нарочитое. Лиза Ногина упорно настаивала, чтобы ее величали Лолой, Наташа почему-то предпочитает, чтобы ее называли Натали. Радио и телевидение так настырно пропагандируют все иностранное, что скоро совсем истинно русского духа не останется в России. Как еще Ане не пришло в голову называться Антуанеттой...
— Вы мало знаете Андрея Глобова, — с грустью произнесла она. — Он считает меня своей собственностью, как же, он вложил в меня деньги, ради меня содержит целый театр... Надо сказать, что он, конечно, не мелочный. И денег у него не сосчитать. Он не простит мне, что я ушла от него. Будет всегда это помнить. Ему просто нужно было доказать мне и особенно себе, что он могуществен и все может. Вот разве только землю повернуть вспять не в его силах.
— Я не замечал у него наполеоновских замашек.
— То, что не смогли бы сделать его мускулистые мальчики из охранного отряда, сделали вы... — снова она подарила его нежным взглядом. — Андрей умен и он знал, кого нанять для этого тонкого дела.
Последнее неприятно резануло ухо Рогожина: «нанять!» А впрочем, она права: его наняли и он работал... Нужно признаться, что эта работа ему нравилась. Натали артистка и могла быть разной, с ней не соскучишься. Да и смотреть на нее приятно. От почти детской непосредственности она могла почти мгновенно стать циничной. И словечки, случалось, употребляла вульгарные, неужели их теперь всегда произносят со сцены? Когда Иван, увлекшись, как-то прочитал целую лекцию о пагубности извращений, она слушала-слушала, а потом вдруг выпалила: «Не лечи меня, милый!» Могла спокойно произнести матерное слово, правда, это у нее получалось совсем невинно. Так ребенок может за столом ляпнуть незнакомое, услышанное на улице ругательство.