Глобов вынужден был согласиться, но после этого разговора его шофер пригнал на улицу Жуковского новенький «Москвич». Деньги за него, разумеется, по льготной цене, агентство обязано было выплатить в течении года.
— Убей Бог, не пойму, зачем ему наше агентство? — делился с Иваном Тимофей Викторович. — Обещает зарплату в три раза повысить, оснастить новейшей криминалистической техникой и оборудованием. Заманчиво, но не потеряем ли мы свою самостоятельность?
— У него просто много денег свободных и он все, что приносит доход, покупает, — предположил Иван. — Рубль падает, правительство ненадежное, в любой момент может рухнуть, умные бизнесмены и вкладывают свои средства в недвижимость.
— Выходит, мы с тобой — недвижимость?
— Наше агентство крепко стоит на ногах. И что бы ни менялось в политике, борьба с преступностью при любых режимах будет идти.
— Заказов у нас полно, — кивнул Дегтярев. — Скоро придется от мелких дел отказываться.
— А это зря, — возразил Рогожин. — Кроме доходов, нам необходимо доверие наших клиентов. Одних богачей обслуживать — это не слишком благородно, Тимофей Викторович!
— Я об этом не подумал, — согласился шеф.
— С Глобовым можно дела иметь — он надежный коммерсант, — сказал Иван. — Но под его «крылышко» вряд ли нам стоит прятаться.
— Я тоже так думаю, — кивнул Дегтярев.
Вечером позвонил Бобровников. Иван и Анна только что выкупали близнецов и смотрели информационную телепрограмму. Иван не любил, когда его отрывали. Это единственное, что он мог выдерживать по телевизору, потому что все остальное было чудовищно отвратительно и безобразно. «Третья власть» до того обнаглела, что просто издевалась с экрана над народом, рекламируя многомиллионные «Мерседесы», «Вольво», шоколад, сладости, даже витамины для кошек, а в это время сотни обнищавших людей рылись на помойках, в надежде что-нибудь найти съедобное. Возмущали и наглые нападки на русскую интеллигенцию, патриотов. Русским начисто отказывали в чувстве патриотизма, любви к Родине, национальном самоопределении. Обвиняли русских во всех грехах, начиная с 1917 года, но разве русские тогда делали «революцию»? Стоит лишь взглянуть на списки членов Совнаркома и ЦК, чтобы убедиться в обратном. Шла яростная кампания против всего русского, национального. Появился новый термин — «Гражданин Мира». Вот эти прославлялись, этим давались целые передачи. Даже у самых непредвзятых людей, слушая радио, видя телепередачи, читая газеты, возникало ощущение, что на студиях и в газетах просто нет ни одного русского журналиста! Разве могут русские так поливать грязью свой народ, своих героев, издеваться над традициями, культурой? Всех, кто на митингах и форумах ратовал за пробуждение самосознания русского народа, дружно обзывали шовинистами, националистами и фашистами. Это тех самых, которые мир спасли от Гитлера! Придумали еще одно грязное словечко — «красно-коричневые». Стоит появиться на политической арене какому-нибудь лидеру, защищающему русских, как тут же ему на голову выливались ушаты помоев! Любыми способами пытаются сразу же подорвать к нему интерес народа, самым подлым образом выискивают личные недостатки, клевещут, раздувают малейшую оговорку, неосторожное слово. И участвуют в травле буквально все средства массовой информации, за исключением редких русских газеток, которые почти не доходят до читателей. Их просто не распространяют. Можно купить лишь у энтузиастов на Невском у «Гостиного двора» и в подземных переходах метро.
На окраинах, в бывших советских республиках, идет гражданская война, убивают русских, травят, вынуждая покидать отчие дома. И все это мягко и осторожно называется телевидением и печатью возрождением самосознания якобы попранных советской властью национальных меньшинств!..
— Как твои делишки? — бодро зарокотал в трубку Александр Борисович. — Все живы-здоровы? У Ани все в порядке?
Иван сдержанно ответил. Ему почудились в голосе бывшего шефа виноватые или заискивающие нотки. Только зря — он, Иван, давно вычеркнул из своей жизни Лолу Ногину. И в эту встречу с ними на Невском ничего не шевельнулось в нем. Лола по-прежнему была фигуриста, эффектна, может, малость раздалась вширь. Зад у нее явно стал неприлично тяжеловат, но многим это нравится. И Александр Борисович не исключение.
— Иван, у меня большие перемены: на днях уезжаю в Хельсинки.
— С Лолой? — не выдержал и брякнул Иван. И мысленно ругнул себя: хорош детектив! Нужно больше слушать и меньше говорить — вот золотое правило сыщика.