— Я думал, в армии вы отвыкли от нашей работы...
— Ну и как? Гожусь вам в помощники?
— Кость у тебя, летун, мужицкая...
И снова я шагаю вдоль шоссе. Чувствую во всем теле приятную усталость. Мимо проносятся машины. Чем ближе к станции, тем их больше. Солнце припекает, но я не надеваю фуражку. Вон впереди речушка, смочу волосы и сразу станет прохладно. Вода темная и я отчетливо вижу себя: лицо загорело, светлые глаза немного усталые, в русых волосах — сенная труха. Невеселое лицо. Почему не улыбаешься, Ваня?
Так и не получил я письмо из Великих Лук от Ленки. Три лишних дня торчал в части, а письмо так и не пришло. Родом Ленка тоже из Ленинграда, а учиться уехала в другой город, там легче поступить. Вообще-то ей очень не хотелось уезжать из Ленинграда, а потом привыкла и в письмах писала о Великих Луках с симпатией. Город современный, летом весь в зелени. Посередине протекает древняя река Ловать, по которой еще плавали варяги к грекам. Ленка выращивает на опытном поле гречиху. Пускай выращивает, а то гречневой крупы в магазинах давно уже не бывает. Лишь по заказам изредка выдают. Эх, Ленка! Почему ты мне не ответила? Я так ждал твоего письма. И город Великие Луки хотелось бы мне посмотреть. Особенно старинную реку Ловать. В школе я тоже что-то слышал про водный путь из варяг в греки...
Мне не хотелось думать о Ленке плохо. Впервые я ее увидел в Исаакиевском соборе. Два года назад. Меня вдруг потянуло посмотреть на Ленинград с высоты птичьего полета. Это было в последний день моего летнего отпуска. Вместе с группой я поднялся на самый верх. Экскурсовод что-то рассказывал об архитектуре собора, а я смотрел на город. Прямой, как луч, Невский, Дворцовая площадь, Казанский собор, набережная Лейтенанта Шмидта. Прекрасен Ленинград, что и говорить! Отсюда я увидел и теткин дом с красной крышей, Марсово Поле... А потом я увидел Ленку. Она тоже не слушала экскурсовода. Высокая, стройная, с огненной копной рыжих волос на голове. Большие серые глаза немного грустные. Она была в джинсах и белой рубашке с закатанными рукавами. Руки тонкие, пальцы с маникюром длинные. Девушка смотрела с верхотуры на город, будто прощалась с ним. Мне это было понятно. Вот бывает так: случайно встречаются в большом городе два человека и думают об одном и том же. Потом я у Ленки спрашивал, что она тогда чувствовала? На смотровой площадке? Оказалось, то же, что и я.
— Уезжаете? — помнится, спросил я. — Прощаетесь с Ленинградом?
— Утром отчаливаю, — вздохнула она.
Я тоже уезжал утром, только в другую сторону.
Мы спустились с Ленкой вниз. Молча прошли один квартал, другой. Не очень-то я умею развлекать девушек, причем малознакомых. Боялся неосторожным словом спугнуть то хорошее, что почувствовал к этой девушке, симпатичной и не воображале. Понравится мне девушка, и я иду с ней и молчу, как истукан. Она уйдет, а я только тогда вспомню, что даже телефон забыл спросить. Я думал об этой девчонке в джинсах, мысленно наделял ее всеми земными добродетелями. Люди, которые нравятся друг другу, обязательно приукрашивают один другого. И, по-моему, это очень хорошо. Если будешь думать о близком человеке хорошо, то он обязательно станет лучше. Человек стремится к идеалу. А идеал выдумал человек.
Ленка молчала и я молчал. Наконец, я спросил, где она живет? Ленка жила на Васильевском острове, пятая линия. До ее дома еще далеко и я стал свободно себя чувствовать. На троллейбус нам и в голову не пришло сесть. А потом мы вдруг разговорились. Ленка рассказала о себе, об институте — она перешла на третий курс — о гречихе. Я не мог ей рассказать всего, что знал. Но не стал и придумывать лишнее. Сказал, что я летчик, летаю на сверхзвуковых машинах и еще сказал, что люблю свою профессию.
Мы дошли до ее дома, повернули обратно. Дошли до моего дома, потом снова до ее. А потом я ей предложил пойти куда-нибудь поужинать.
Мы с трудом прорвались в ресторан «Нева». Швейцар с пышными черными усами предупредил нас, что ресторан работает до одиннадцати часов. Мы пришли в восемь. И почему ему взбрело в голову, что мы будем там сидеть три часа?..
Однако, он оказался прав: мы в числе последних покинули ресторан с большой белой колонной в вестибюле. Видно, у швейцара наметанный глаз. Когда мы выходили, он с интересом посмотрел на порозовевшую оживленную Ленку и подмигнул мне. Я чувствовал легкое опьянение и весь мир мне казался нежно-розовым, как зал ресторана, и хорошим. Я улыбнулся и протянул швейцару рубль.
— Не берем, — строго ответил швейцар. — Не за что. Не сезон.
Мне стало стыдно и, кажется, я сразу протрезвел.
Ленка взяла меня под руку и мы пошли по Невскому. И хотя знаменитый проспект был весь в огнях, небо было светлое, а над куполом Казанского собора полыхал закат. Совсем не чувствовалась ночь. А ведь белые ночи давно прошли.