Дефицит районная библиотека получила — тогда еще партия и комсомол были в силе, один звонок и все о’кей! — а Иван пригласил к себе в гости молодую библиотекаршу, которая через два месяца стала его женой. Поторопились оформить брак, потому что Катя сказала, дескать, у них будет ребенок, но тревога оказалась ложной... Работу она вскоре бросила, заявив, что настоящий мужчина должен содержать свою жену. Иван не возражал, но, по-видимому, совершил ошибку: уйма свободного времени совершенно переменила жизнь Кати Рогожиной. Если раньше она большую часть дня была занята на работе, то теперь бродила по магазинам, ателье, пропадала у институтских подружек, навещала в гостинице мать, делившуюся с ней подарками от жаждущих получить отдельный номер. Ладно бы ждала ребенка, но Катя категорически отказалась рожать, сказала, что пока в этой стране не появятся условия для человеческого существования, детей у них не будет. В роддомах — бардак, плохо с детским питанием, растить дистрофика она не собирается. И тут она была права. Если поначалу Иван журил жену за мещанские замашки, обывательщину — все это он частенько говорил с трибун на комсомольских активах и собраниях — то вот сейчас, снова став холостяком, все больше и больше задумывался над словами Кати. Ведь им со школьной скамьи внушали, что главное у нас — это индустрия, пятилетки, планы, космические победы, партия, развитой социализм и как светлый луч в темном царстве — смутный и непонятный никому толком коммунизм, а человек, его личное благополучие — все это оставалось в стороне. А если кто и заикался о смысле человеческого существования, того всегда можно было обвинить в мещанстве, вещизме, эгоизме. Вот так простого советского человека партийные и комсомольские деятели клеймили за то, что он хочет жить по-человечески, а сами наслаждались жизнью, все что пожелает душа имели, причем, за бесценок. В то время когда в стране сажали людей за просмотр невинных эротических фильмов, партийные и комсомольские функционеры смотрели порнографические фильмы и те самые, которые якобы призывали к насилию и жестокости, смотрели и восхищались мастерством известных артистов, признавая, что подконтрольное им советское киноискусство никуда не годится по сравнению с заграничным. На советские фильмы приходилось ходить лишь по долгу службы, чтобы разрешить их прокат или запретить. Не сам он, конечно, это делал, но мнение свое должен был высказать. И оно должно было совпадать с общепринятым, а точнее с мнением вышестоящего начальника.
И все-таки Катя не ушла бы, если бы он, закрутившись волчком в водовороте самых неожиданных и непредсказуемых событий, больше уделял ей внимания, ведь понимал, что она часто высказывает не свои мысли, а откуда-то почерпнутые. Откуда? От кого? Это его как-то не очень занимало. Демократия, гласность — всем развязали языки. Болтали, что кому на ум придет. Президента, партийное руководство, парламент теперь можно было нести на все лады и это не называлось изменой Родине или антисоветчиной. И газеты первыми подавали пример. Людей больше не забирали за трепотню, не сажали за их высказывания. По стране, как ветер по пустыне, разгуливал плюрализм. Слово-то еще несколько лет назад известное лишь философам и теоретикам научного коммунизма... Как же так получилось, что он, Иван Рогожин, поступив в университет, пять лет изучал эту марксистско-ленинскую ахинею? Ведь пришлось прочесть многие их скучные тома с бредовыми античеловеческими идеями. Понимал ли он тогда на студенческой скамье, что все это вселенский обман, неслыханная авантюра? Может, иногда и мелькала подобная мысль, но он не заострял на ней своего внимания и тем более не развивал. На философский факультет он попал случайно: после армии в голове сидела лишь одна мысль — поступить в вуз, получить диплом о высшем образовании! Чего же тут постыдного? Так думали миллионы юношей и девушек в СССР. У Ивана был хорошо подвешен язык, на собраниях он выступал без бумажек, говорил убедительно, к месту вворачивал запомнившиеся афоризмы и цитаты. Руководил спортивной секцией по вольной борьбе. Все это заметили, оценили политработники, уговорили вступить в десантном полку в партию, был и в университете комсомольским вожаком, как тогда называли членов комитета ВЛКСМ, и как-то незаметно свернул на обкатанную комсомольско-партийную тропу, которая после учебы и привела его прямиком в райком ВЛКСМ.