— Тревожно становится, друг, в Ленинграде, — неторопливо ронял слова Хозяин. — Народ стал сердитый, на нас косится, вчера на Некрасовском рынке двух азербайджанцев избили и товар растоптали...
— Дорого запросили? — вставил Реваз.
— Все, кунак, сейчас дорого, — усмехнулся Старейшина. — В общественном сортире и то деньги берут, я уж не говорю про девочек. Бывало за выпивку и закуску, дешевый подарок — на все готова, а теперь даже самые занюханные потаскушки стольник требуют.
— Цены растут, — дипломатично вставил Реваз.
— Не цены растут, кунак, а деньги дешевеют.
О женщинах Старейшина любил поговорить, ему очень понравилась Лола, он назвал ее «белорыбицей», восхищался ее грудями, шикарным задом, но вот ласковости в ней к нему было маловато. За сотнягу и выпивку-закуску могла бы и понежнее быть... Реваз после того вечера, когда они вдвоем позабавились с пьяной Лолой, еще дважды приводил к ней шефа. А в последний раз она удивила Реваза: заявила, что коллективный секс ей надоел, так что один из них может сразу убираться вместе с кошельком и сумкой — они заявились к ней на Бассейную — а кто останется будь добр сразу выложить на стол сто рябчиков! Раньше таких заявок не было. Кто-то просветил Лолу. Реваз никогда не обижал ее: лучшая выпивка, а теперь бутылка хорошего коньяка стоит сотню, а икра, буженина, красная рыба? И кое-что по мелочи давал: колготки, дезодорант или флакон шампуни. На дорогие духи он не разорялся.
Шеф в этих вопросах никогда не мелочился, мигнул Ревазу, чтобы тот смывался, оставив черный дипломат с бутылками и закуской...
— Надо домой, босс, ехать, давно там не были, — понял куда клонит Старейшина Реваз. — Нам их проблемы, — он кивнул на толпу. — До лампочки. У них тут может заварушка начаться и тогда и нам все припомнят.
— На чем ехать, дорогой? — бросил на него косой взгляд тот. — «Волгу» теперь и за сто пятьдесят тысяч не купишь, заграничная мне ни к чему, а домой надо ехать на своем транспорте. Товара у нас скопилось порядочно...
Для себя они покупали только дорогие вещи: фотоаппараты, видеомагнитофоны, кольца, броши, серьги. И конечно, охотничьи ружья с патронами, благо разрешений на это у них была целая пачка — свои люди обеспечили их всеми нужными бумагами. На родине за любое ружье дают большие тысячи, не торгуясь. Там стреляют не в зайцев и кекликов...
Реваз ловил мысли шефа на лету.
— Зачем платить за тачку бешеные деньги? — взглянул он на медленно продвигающиеся в запруженном народом пространстве легковые автомобили. — Вон их сколько тут!
— Лола мне рассказывала под мухой про этого Ивана, который сбросил с балкона нашего Тимура, — продолжал Старейшина. — Конечно, я осторожненько выпытывал, задница у нее роскошная, а в головенке — пустота, впрочем, как и у большинства баб... Так вот она сказала, что у ее хахаля новая «Нива».
— Я знаю, — кивнул Реваз. — Но он куда-то уехал.
— Плохо знаешь, дорогой, он уже приехал.
— Машину он держит на платной стоянке...
— Не все же время? — с неудовольствием посмотрел на него шеф. — Наверное, ставит и у дома. Да и на работу ездит.
— Нужно просить Леву, — сказал Реваз. — Он самый быстрый угонщик в Питере: любую машину откроет, отсоединит сигнализацию и заведет на спор за пять минут.
— Лева много дерет за работу, — задумчиво заметил Старейшина. — Но будет справедливо, если мы получим именно эту «Ниву». Иван убил нашего Тимура, понятно, защищаясь, поэтому мы его и не пришили, но машиной ему придется поплатиться...
— Понял, Старейшина, — сказал Реваз. — Кроме Левы у меня есть на примете еще один человечек: он прямо с улицы краном ставит легковушки в прицеп, но он предпочитает работать ночью. Раньше мотоциклы воровал. Здоровенный! Один в кузов своего грузовика «Яву» заталкивал.
— Думай, дорогой, думай, — обронил Старейшина, вожделенно глядя на обогнавшую их женщину в коротенькой юбке со стройными ногами. Светлые волосы спускались на плечи, округлые ягодицы призывно двигались вверх-вниз.
— Гляди как задницей играет, а? — сбоку взглянул на него шеф. Темные глаза заволокла бархатная дымка. — Догони, мудак, познакомься!