— Все воюют, — заметил Старейшина Хамид. Он расстегнул на волосатой груди голубую безрукавку, но плоскую черную кепку не снял. Такая же кепка была и на Ревазе. Эти головные уборы как бы служили им пропусками, те кто останавливал тоже были в таких же гигантских кепках. Русские называли их «аэродромами».
— А нас не заставят землячки стрелять? — спросил Реваз сбавляя перед очередным витком серпантина скорость. Машина была хорошо отрегулирована, мотор работал ровно, не слышно стуков, скрипа, лишь покрышки гудели. Украденная «Нива» их ни разу не подвела, хотя преодолели уже не одну тысячу километров.
— Мы с тобой не боевики, у нас другая работа, — усмехнулся Старейшина. — Откупимся от вояк ружьями и патронами. Мне заказывали десяток охотничьих — я достал в Питере шесть, зато патронов везем больше тысячи. Я испугался, когда армяне хотели нас обыскать...
— Я сунул командиру пару тысяч, — ввернул Реваз. — Когда другие отвернулись.
— Коньяк, баночное пиво, сигареты, жвачка — лучший пропуск через горы, — заулыбался Хамид. — На всех границах выставили посты ГАИ, а в Россию въезд и выезд свободный... Лопухи эти русские! От них все вывозят подчистую, сбрасывают им подешевевшие рубли мешками, а им и мешок сахарного песка запрещают вывезти из пограничной республики!
— Больше всех стараются прибалты, — поддакнул Реваз. — Эти тысячами тонн вывозят цветные металлы. Вот где зарабатывают бабки!
— Бабки сваливают русским делашам, а металл продают за баксы, — солидно заметил Старейшина.
— Надо было взять с собой Лолу, — вздохнул Реваз. — Она бы нас в дороге обоих обслуживала...
— Аппетитная бабенка и не рвачка — что дашь, тем и довольна, — сказал Хамид. — Зачем ей ехать в горы, когда она и в Питере живет припеваючи? Я дал ее телефон Ахмету с Кузнечного рынка, пусть владеет. Не пропадать же добру?
— А что тебе дал Ахмет? — Реваз ругнул себя за несообразительность: мог бы тоже «продать» своим Лолу!
— Ахмет наш кореш, — строго заметил Старейшина.
— Когда в Питер-то вернемся? — помолчав, поинтересовался Реваз.
— Пусть все уляжется, позабудется, «Ниву» загоним, а там с товаром и нагрянем... Только сдается мне, дорогой, что у них там тоже вот-вот начнется заварушка! Больно уж русский народ разозлился: грабят их кому не лень, на глазах раздевают. И на нас смотрят косо. Наши землячки дерут с них на рынках три шкуры. Особенно наглеют перекупщики...
— А мы кто?
— У нас с тобой, дорогой Реваз, профиль широкий! — рассмеялся Хамид, чем ближе к дому, тем все больше он веселился. — Знаешь, кунак, после белых русских красоток как-то трудно будет привыкать к жене, она меня при свете к себе и в постель не подпускает!
— А моя Нана ничего, привыкла, — сказал Реваз. — Насмотрелась видеофильмов и раскрепостилась. Да и я ее кое-чему научил... — он хихикнул.
— По нашим мусульманским законам скоро наши женщины снова наденут паранджу, — сказал Старейшина. — По мне так и хорошо. Наши деды-прадеды были не глупее нас.
— Мы — не русские, своих жен держим в строгости, — снова поддакнул Реваз. — Я и не помню, чтобы в нашем районе какая-либо баба изменила мужу.
— Еще чего не хватало! — фыркнул Хамид. — За такие дела убивать надо.
— Что-то там на выступе мелькнуло, — сощурился Реваз, вглядываясь вдоль уходящей, казалось, в самое небо скалы. — Стекло или металл...
— Пост?
— Чего тогда прячутся? — пожал плечами Реваз.
— Достану сигареты и пиво, — собрал неглубокие морщины на загорелом лбу Хамид. — Сколько уже мы с тобой раздали? На пять-шесть тыщ, не меньше.
— Без бакшиша не пропустят, — сказал Реваз. Глаза его превратились в две черные щелки. Обычно гаишники и боевики не прячутся. Зачем им скрываться, если они тут хозяева?
— Уже почти дома, — перегнулся через спинку сидения Хамид, чтобы достать сумку с «бакшишем». — Может, сказать, что вам же, джигиты, везем ружья-патроны?
— Чего они забрались на скалу? — сказал Реваз. — Наверное, за поворотом у них пост, а тут наблюдательный пункт.
Но был ли за поворотом пост или нет, этого они уже никогда не узнают: послышался сухой щелчок выстрела, «Нива», больше не слушаясь руля, вдруг стала сходить с растрескавшегося асфальта неумолимо приближаясь к огороженному белыми столбиками с черной окаемкой краю ущелья, где-то далеко внизу громоздились острые пики ранее рухнувшей скальной породы, а еще дальше сталью в белом кружеве пены блестела узкая горная речка, сверху были заметны округлые торчащие из воды серые валуны. На одном из них нахохлился коричневый горный орел.