— Держи руль! — пронзительно крикнул Старейшина, нащупывая рычаг дверцы, но уже было поздно: с треском сшибив два бетонных столбика, «Нива» с метко простреленным снайпером сплющенным передним скатом медленно переворачивалась в дрожащем от зноя воздухе, полетела в пропасть. Колеса бешено вращались, мотор истошно ревел, не ощущая нагрузки, обгоняя падающую машину, тарахтели о скалу устремившиеся вслед за ней мелкие камни. Реваз и Хамид не успели даже по-настоящему испугаться: все произошло мгновенно, будто пребывая в невесомости, они не чувствовали ничего, лишь пальцы судорожно вцепились в обшивку сидений, а в расширившихся глазах только начинал зарождаться ужас небытия.
Глухой удар, металлический скрежет рвущегося металла, последний протяжный стон захлебнувшегося мотора, чуть слышное бульканье то ли бензина, то ли масла из разбитого картера и снова тишина, нарушаемая лишь шипением кислоты, вытекающей из продавленного аккумулятора. Вспугнутые обвальным шумом птицы снова засновали по низкорослым кустам, парящий в раскаленной безоблачной вышине орел совершал неторопливые круги над дорогой и горной речкой, вьющейся в ущелье. Что им до человеческих трагедий?..
Заросший черной щетиной юноша с винтовкой, оснащенной оптическим прицелом, в руке, пристально смотрел на сморщенную как раздавленный спичечный коробок «Ниву», его напарник в черной майке и широченной кепке блином положил автомат на плоский камень. Он был гораздо старше молодого. Во рту у него дымилась сигарета, глаза были сощурены.
— Отличный выстрел, Ахмет, — заметил он. — Чего смотришь? Думаешь, кто-нибудь живой? С такой-то кручи?
— Я жду, командир, когда она рванет и загорится, — ответил юноша. — В американских фильмах всегда машины после аварии взрываются. А мы за эту неделю вторую спустили в ущелье и ни одна не загорелась.
— Благодари Аллаха, Ахмет, — сказал командир. — Горящая машина — потерянная машина, а в разбитой мы с тобой обязательно чего-нибудь найдем. Не пустые же они ехали из Армении?
— А вдруг свои? — засомневался Ахмет. На щеке у него рдели несколько прыщей.
— Свои посигналили бы или остановились: свои знают нашу засаду и пароль.
— И номера у них чужие: я в оптический прицел рассмотрел, — обронил Ахмет.
Осмотревшись по сторонам, они привычно заскользили с кручи по чуть приметной скалистой тропинке вниз, камешки, срываясь из-под сапог, цокали о гранит и скатывались вниз. Прыскали под валуны и в скальные расщелины юркие серо-золотистые ящерицы.
— Мертвяков, командир, ты сам обыскивай, — сказал молодой. — В прошлый раз я весь в кровище перепачкался и потом две ночи их разбитые лица во сне мерещились.
— А если кто-либо живой? — проговорил командир. — Добьем?
— На таком пекле сами быстро сдохнут, — ответил Ахмет. — Конечно, чужаки, местные не поехали бы по этой дороге. Они знают, что она насквозь простреливается. А солдаты сюда не суются.
— Грязная у нас работенка, Ахмет, — хватаясь за ветви кустарника и осторожно ставя ногу в выступы пологой скалы, проговорил командир. — Который год воюем и конца не видно. Но под неверных Аллаху армян мы никогда не пойдем и земли нашей не отдадим.
— Я готов сто лет с ними, пиратами, воевать! — повернул к нему злое с сузившимися глазами безусое лицо Ахмет. — Они убили моего старшего брата...
— А моего отца сожгли вместе с домом, — мрачно произнес командир.
— Послушай, чем это пахнет? — сказал Ахмет, замирая на тропе. До опрокинувшейся разбитой «Нивы» оставалось всего каких-то два десятка метров. Слышно как потрескивал мотор. Прямо из-под ног под камень метнулась змея или ящерица.
— Французскими духами, — пошевелил тонкими ноздрями командир. — Не боевики это, Ахмет, а барахольщики. Спекулянты. Потому и поперли по этой дороге. Не своих ли землячков мы с тобой на тот свет отправили?..
— Номер-то на машине не нашенский, — неуверенно ответил молодой. — Откуда нам знать?
— Мы тут на солнце коптимся в горах неделями, дома не бываем, а они, проклятые торгаши, французскими духами спекулируют! — со злостью произнес командир. — Все честные горцы сражаются за свою свободу во имя Аллаха, а эти... вместо гранат и патронов нам везут парфюмерию! Не печалься, друг, это Аллах послал твою пулю в их магазин на колесах.
— Нам-то чего-нибудь осталось? — Ахмет заглянул в разбитое окно, поморщился и, обернувшись к командиру, сказал: — Оба готовы... Их оттуда без автогена и не вытащишь, дверцы-то заклинило, а барахла и вправду вывалилось много: жвачка, пиво в банках, сигареты...