Лола в свитере и туго обтягивающих ее джинсах дробно стучала на высоких каблуках по тротуару и даже не замечала взглядов мужчин. Она редко напрягала свои мыслительные способности: долго раздумывать над чем-либо или принимать ответственные решения она не любила. И ее пустоватое лицо с мелкими чертами в такие минуты становилось напряженным, некрасивым. И она знала об этом. Всегда неприятно узнать, что знакомые тебе люди вдруг умерли, да еще такие молодые, пусть чувств никаких к ним не испытывала, но спала ведь с южанами, они трогали ее тело, ласкали... К черту! Больше она ни ногой на Кузнечный рынок! Эти торгаши из дальних республик липучие как смола. Появишься там, Гурий проходу не даст. Может и в магазин припереться. Уже набивается в любовники, а сам, скотина, ни рубля не скинул, подумаешь, одну грушу пожертвовал! Надо отдать должное покойному Ревазу — он не был жмотом, да и Хамид тоже. Этот всегда утром оставлял на тумбочке деньги.
Август в Петербурге стоял жаркий, на небе ни облачка, давит духота, запах бензиновой гари раздражает. Хотя под мышками и выбрито, но пот щиплет. Зря она надела свитер. Эх, сейчас бы все сбросить с себя и под прохладный душ! А еще лучше выкупаться. В былые годы в бархатный сезон Лола с веселой компанией кейфовала «на югах», а теперь там не спокойно, да и тоже все стало дорого. За жилье дерут три шкуры, местные нагло пристают к приезжим симпатичным девушкам, знакомая, побывавшая в Сочи, рассказывала, что запросто могут чуть ли не на пляже изнасиловать, а поднимешь крик — нож вытащат или пистолет. И что за жизнь пошла! Многие подружки теперь ездят в отпуск к родственникам в деревни, провинциальные городишки, но ведь там ничего не купишь. Местных-то с трудом обеспечивают необходимым. Еле хлеба в магазине допросишься. В деревнях давно никто ничего не продает, избавились от коров. Что и вырастят, так только для себя. Придется в этом году забыть про отпуск. Правда, и работа у нее не бей лежачего. Как и говорил председатель кооператива Еся Шмель, все стало на круги своя — пункт проката видеокассет заработал на полную мощность в книжном магазине на Лиговке. «В подполье» Лола и поработала всего-то с полмесяца, так что постоянные клиенты не успели к ней дорогу забыть.
Мелодичный сигнал чуть ли не под самым ухом заставил вздрогнуть и остановиться. У самого тротуара притормозил вишневый сверкающий хромированной облицовкой «Мерседес», из-за опущенного стекла смотрела на нее широкая улыбающаяся физиономия Сережи Кошкина. Видно, загар к белесо-рыжеватым плохо пристает — лицо у него багровое, а брови — белые.
— Чао-какао! — весело поприветствовал он. — У тебя, Лолочка, походка королевы... Еду сзади и гадаю: чья же это такая соблазнительная попка! Вроде бы знакомая. Как говорил один мой знакомый: такую попку хочется немедленно подвергнуть сладострастию... И вспомнил! Я ведь в Лисьем Носу после сауны...
— Ну и нахал ты, Сережа! — перебила Лола. Хотела возмутиться, но на него было невозможно рассердиться. Когда Сережа улыбался, у него улыбалась каждая черточка на лице: толстые губы, голубоватые глаза, золотые зубы, круглый бритый подбородок, даже толстый лоснящийся нос. Он вдруг напомнил ей бритого боровка.
Как всегда от Кошкина пахло хорошим одеколоном. Французская черная рубашка с фирменным крокодильчиком на кармашке обтягивала его покатые плечи. Короткой щетиной топорщились на круглой голове рыжеватые волосы.
— Садись, детка, подвезу до твоей конторы, — перегнувшись, он распахнул дверцу. — Купила еду, фрукты? Милка не сказала тебе, что в кооперативном ларьке на Литейном торгуют шампанским?
— А ты откуда, котик, все знаешь? — усевшись рядом, спросила Лола.
— Про шампанское или про сегодняшнюю вечеринку? — трогая «Мерседес», произнес Сережа. — Заметь, как аппарат мягко берет с места! — похвастался он. — Не машина, а мечта! После «Мерседеса» я разве что пересяду на «Линкольн» или «Феррари».