Матвей отважился сделать шаг вперёд, сова не дрогнула. Он ускорился, а затем и вовсе побежал, пока его таинственный преследовательница вдруг не расправила широкие крылья с чёрными полосками и не взмыла ввысь. Матвею только и оставалось наблюдать, как птица скрылась за холмом, оставив после себя витать в воздухе один только пух.
И вдруг из пыльной темноты шахты раздался одинокий и хриплый кашель. Матвей вздрогнул, всё тело окатило ледяным потом, а язык на мгновение отнялся. Как только немота отпустила тело, он бросился ко входу, в три широких шага преодолел расчищенную за день территорию и приложился ухом к холодному камню.
Детский кашель вновь заставил его вздрогнуть, и на крохотный миг он почувствовал растерянность, пытаясь понять, как лучше всего поступить. Но долго он не думал, руки сами схватили булыжник и сдвинули с места, затем второй, третий…
— Эй! Держитесь! — кричал он в пустоту, щурясь от вновь поднявшейся пыли.
Рукав куртки разошёлся по шву. Плевать. Едва не выдрал ноготь, в спешке схватив один из камней. Вспомнил он наличии перчаток в кармане, быстро надел и вернулся к делу.
Снова кашель, раздавшийся где-то там далеко, но в то же время так близко. Он видел их там, троих, в кромешном мраке, задыхающихся от нехватки воздуха…
Матвей не чувствовал усталости. Булыжник за булыжником, камень за камнем сдвигали его трясущиеся руки.
Раздался взволнованный голос сзади.
— Матвей? Ты чего делаешь? — Лейгур подошёл к нему и схватил за руку.
Матвей отпрянул от исландца и, не отрываясь от дела, произнёс:
— Кашель. Я слышал кашель… — Острый конец камня порезал его кисть. — Да помоги мне! Позови остальных!
Лейгур на мгновение замер, словно разрываясь между несколькими решениями. Он выбежал к выходу, положил указательный и большой палец в рот и свистнул так пронзительно, что у Матвея заложило в ушах, а после присоединился к разгребанию завала.
Минуту спустя Лейгур вытащил из груды тяжеленный камень, и находившееся под ним заставило обоих в ужасе отвернуться.
— Боже… Боже… — Матвей укусил собственный кулак, не в силах справиться с бурей нахлынувших чувств.
Ненадолго в тоннеле повисла ужасающая тишина. Первым заговорил Лейгур.
— Его надо вытащить.
Матвей кивнул и заставил себя вновь посмотреть на страшную находку.
— Я буду убирать камни, а ты… — Взглядом он указал на детскую перепачканную в пыли и грязи руку, торчавшую из-под завала. — Или мы можем поменяться.
— Нет, ты сильнее. Я сделаю.
Лейгур взялся за один из десятка сдавливающих остальное тело булыжников. Матвей коснулся холодной и отвердевшей руки и стал слегка на себя тянуть, пока совместными усилиями не удалось вытащить тело наружу.
В этот самый миг на Матвея упала тень. На входе в шахту стоял отец Эльзы, Отто, его глаза блестели слезами при виде лежащего на земле ребёнка, а тело сводила дрожь. Он бросился к Матвею, но к счастью для него (но к ужасу других родителей из Пирамиды), вытащенным из-под завала оказался один из мальчиков по имени Аксель.
Следом в шахту нахлынули и остальные. Без лишних слов и разъяснений они вновь взялись за работу.
— Пожалуйста, покашляй, пожалуйста… — шептал Матвей.
Второй труп нашёлся спустя пять минут, снова мальчик.
— Я слышал кашель, — объяснял Матвей подошедшему Эрику, хоть внутренний голос и начинал понемногу нашёптывать, будто его разум сыграл с ним в очередную зловещую игру. Не было ни совы, ни кашля, ничего этого не было, а он просто сошедший с ума собиратель.
— Ты уверен? Возможно, это камни упали, или…
Матвей схватил ярла за шкирку и прижал к стене. На мгновение все взгляды обратились к ним.
— Или что? Мне это померещилось, да⁈
Эрик не сопротивлялся.
— Просто я подумал…
— Я знаю, что слышал. Это был кашель. — Он ослабил хватку и выпятил ладони вперёд, показывая, что не желает причинять зла. — Я знаю, что слышал…
— Как скажешь.
Оставив ярла без ответа, Матвей молча вернулся к булыжникам и про себя взмолился, чтобы сказанное Эрику действительно оказалось правдой, иначе он и впрямь сойдёт с ума.
Последнее тело нашли лишь час спустя под огромным булыжником, который упёрся о стенку шахты и защитил девочку от града падающих камней, хоть и не полностью, судя по засохшей крови на её лбу, куда, судя по всему, всё же угодил камень.
Никто не осмелился даже вздохнуть, когда Отто взял на руки обмякшее тело собственной дочери и стал нежно потряхивать его, навзрыд проговаривая что-то на норвежском. Кудрявые, испачканные грязью волосы свисали вниз, и глядя на них, Матвей вдруг представил, как должно быть они чудесно блестели золотом в свете местного солнца, дополняя налитые румянцем щёки этой чудной девочки. Но сейчас вместо румянца зияли ссадины и шрамы.