Несущиеся в небе облака. Несущиеся под копытами камни. Да нет, это несется он сам, спешит, погоняя коня.
Со всхлипыванием ржет чалый. Грим попытался привстать на стременах, чтобы, обернувшись, понять, что же его преследует. И верно - из-за каменистого гребня на равнину выплеснулась темная волна, которая тут же начала распадаться на отдельных всадников, шлемы блестят на ветру. И развевается багряный плащ предводителя на могучем вороном. Альдис. Конунг свейский.
Задев на скаку сапогом за камень, Грим поморщился от внезапной боли. Слишком худые руки сжимали поводья. Снова сон, догадался Квельдульв, а потом понял и другое: в этом сне он так высок, что стремена оказались почти едва ли не у самой земли.
Тут он заметил, что скачет не один. Смеются, подставляя лица ветру, его спутники-берсерки. Вот широкий как бочка Бедвар со зверским, почти медвежьим оскалом, а вот златокудрый Хьялти, прозванный Гордым за то, что равно кичится силой меча и своими девичьими ресницами.
Конунг Альдис просил у него берсерков в помощь против соседей, обещал родичу Сокровища свеев. Почему же теперь спасается бегством со своей дружиной Хрольв? Мать Ирса, восстанавливая справедливость, отдала сокровища Хрольву и просила немедля вернуться к рати. Вот и спешит теперь восвояси веселая ватага упсальцев.
Хрипит и падает в изнеможении под весом Бедвара лошадь, придавив седока. Но сбросив с себя как пушинку умирающее животное, толстяк-медведь вскакивает на ноги, с веселым предвкушением выхватывает из-за спины секиру.
- Успеется, - отзывается Жердинка и, запустив руку в седельную сумку, зачерпывает пригоршню золота. Беспечно взмахнув рукой, он разметал золотые монеты по полю у себя за спиной. За первой пригоршней последовала вторая, за ней третья.
И темная лавина остановилась. Спешившись, свеи подбирают монеты, напирают подоспевшие всадники, мечется в ярости перед своей армией Альдис, а потом, оставив войско, вновь бросается в погоню, и мчится за ним личная стража.
И еще дважды разбрасывал Жердинка золото, и с каждым разом все больше таяла в числе погоня. Но и от шпор беглецам теперь не много было проку. Загнанные лошади едва-едва переставляли ноги. А оставалось уже немного... Совсем немного до укрытия и безопасности. Только вот Грим во сне не знал, в чем она, эта безопасность, что это за укрытие? Корабль? Укрепленный лагерь?
Однако это, казалось, не имело ровным счетом никакого значения.
Только бы достичь укрытия, только бы достичь. Золото есть золото, но как много осталось еще всадников!
И вновь запустил он руку в седельную суму, но пальцы его схватили лишь пустоту. Одно лишь перекатывается на дне...
Сокровище свеев, кольцо Свиагрис, Свейская Свинья, наследие Финна. Стоит ли цепляться за то, что свое уже отслужило? С усмешкой Жердинка швыряет кольцо - прямо под копыта Прыткого, гнедого коня свейского конунга, коня, что всех резвее. Молниеносным движением нагнулся Альдис, копье опустил, ловя ускользнувшую было драгоценность. И видя униженным скрягу, смеется Жердинка: "Заставил я свиньей согнуться самого могучего из свеев!"
- Таблички... - пробормотал сквозь стиснутые зубы Грим. - Разбей таблички.
- Как можно?
- Свиньей согнуть самого могучего...
- Что с тобой? Ты, верно, бредишь, Грим!
- "Свиньей согнуться самого могучего из свеев", - так сказал в долине Фюри конунг Хрольв по прозванию Жердинка, - ответил за Грима Варша.
- Разломай таблички, - снова пробормотал в полузабытьи Квельдульв. - Они нужны ему, пусть он их и получит.
- Но... но...
- В... каждой... руне...
Грим задыхался, даже на легкой рыси утомленной лошади его мотало в седле из стороны в сторону. Скагги подумал было, уж не привязать ли его к седлу. Как он еще держится?
- Вспомни, чему тебя учили... В каждой руне своя магия... - Голос Грима доносился .будто из дальнего далека. - Хотя бы часть разломай. Я скажу тебе, что дальше.
Скагги мучительно жаль было таблиц - последнее, что осталось у него от наставника, кроме страшных снов и воспоминаний, но он рад был, что Грим хотя бы ненадолго пришел в себя, пусть и требует чего-то совершенно невозможного. А вдруг он прав, и это единственный оставшийся им способ сбить со следа погоню?
- Разбросать отдельные знаки надписи, это ведь как выкладывать руны при гадании, да? - жадно спросил Скагги, купаясь в сияющей славе внезапно охватившей его догадки. - Да?
Но Грим его не услышал.
Где-то за завесой боли раздавались голоса. Наплывали, бормотали, говорили...
- Способность к рунной волшбе, способность призвать к себе дар Всеотца твоя по наследству, и пора признаться в этом самому себе.
Отставив в сторону кружку с разогретым пивом, Эгиль отошел к очагу, чтобы протянуть к огню изуродованные загадочным недугом руки... Грим покачнулся в седле. Каждая косточка в его теле болела так, что хотелось выть. Всю левую половину головы жгло огнем, неустанно, и против воли он зажал глазницу рукой, пытаясь выдавить эту боль, но та не уходила.
- Взгляни на меня, я слаб как младенец или немощный старик. - Голос и тон человека, взглянувшего недугу в лицо и пытающегося выжать, что возможно, из неизбежного.
- Тебе всего лишь сорок пять. Едва ли кто назовет тебя стариком, невзирая на то, что сотворила с тобой чужая волшба. И что-то я сомневаюсь, что в ближайшее время ты собираешься помирать. Дай мне еще немного времени...
- Нет, - мягко возразил Эгиль. - Не могу. Взгляни на меня еще раз, Грим, и не мели чепухи. Волшба и рана тянут из меня жизнь, и на сколько бы лет я себя ни чувствовал, невозможно все время прятаться от истины. - Он поднял, так чтобы опали вниз широкие рукава, искалеченные руки. - Вот это ты видишь? И с каждым днем становится все хуже. То же самое с коленями, со спиной, с плечами. Калека - не лучший глава Круга.
- Ты не можешь отречься от старшинства!
Учитывая отцову гордость, такое казалось немыслимым.
- Едва ли дело в отречении, - спокойно отозвался скальд Всеотца.
- Похоже, мне осталось не так много времени, как хотелось бы тебе думать. А я считаю необходимым упрочить преемственность. В конце концов это забота и о поэзии тоже.
Грим бросил на отца угрюмый взгляд.
- Ты играешь на мне, как... как Сегни на своей харпе. То одну струну дернешь, то другую, и вот уж слышен нужный звук. Сейчас ты приплел сюда "мед", зная, что на это я клюну скорее всего.
- Так сделай это. - На какое-то мгновение в глазах Эгиля мелькнула тень улыбки. - И висы, и гальдары - это тоже часть наследия Брагги, и эта часть, думаю, не покажется тебе слишком уж обременительной.
Но Грим отказывался смириться с потерей свободы от заклятий.
Он пробормотал вслух:
- Я бы лучше подождал. Недолго. Пару месяцев... - Грим накренился в седле, безотчетно попытался обрести равновесие и почти упал на шею коня. - Ничто, ничто не мешает вам с дедом дать мне немного времени. И остальным из Круга тоже нужен какой-то срок, чтобы свыкнуться с одним только моим пребыванием в Фюркате.
- Не сомневаюсь в этом. - В голосе Эгиля появились даже нотки сочувствия. - Я не прошу тебя порвать со всей твоей прежней жизнью. Но искусство рун требует всего скальда целиком, и тебе придется принести эту жертву.
- Но почему я...
- Потому что ты мой сын, - мягко возразил скальд Одина. - Кроме того, у меня есть на то еще одна причина. - Он повернулся спиной к очагу. - У детей Брагги есть руны, есть земля, которые требуют неустанной заботы.
...Его вновь колотило ознобом, он исходил потом, в седле корчился от боли. Снова собирал всю свою волю, чтобы ответить отцу:
- Я не могу ничего обещать, отец.
- Я делаю это не ради тебя, - почти грубо отрезал Эгиль. Отстраненность служения, мудрости, болезни, внезапно сменились заботой и беспокойством. - Я делаю это ради Круга и Йотланда.
"Даже когда заставляешь меня делать это ради стиха". Мгновение спустя Грим кивнул.