Вот только Лилий и не собирался отступать. Он шел вперед, пошатываясь и качаясь из стороны в сторону.
Боль, что стояла рядом с Амоком, швырнула в Лилия пару своих метательных ножей. Один угодил мальчику прямо в сердце, но он даже не заметил этого.
-
Бросьте это! – приказал лорд Эйс.
Девушка подчинилась. Ножи рухнули на шахматный пол.
Зеленые ботинки стучали о плитку все тяжелее с каждым шагом.
-
Замри! – прокричал Авгур.
Приказ подействовал – и Лилий замер. Он стоял всего в нескольких шагах от Божественной бури, заключившей Авгура в любящие объятия, словно мама, защищающая своего ребенка. Его желание отомстить и боль заглушили все остальные мысли. Лилий даже не задумался о том, что может сгореть, пройдя через порывы огненного ветра, и проклятие не спасет его. Но он готов был рискнуть всем, положившись на Слезы Смерти, чтобы забрать все у Авгура. Финальной частью его плана мести была расплата. Лилий хотел разрушить то, из-за чего все это началось, – королевское проклятие Божественной бури. Мальчик хотел, чтобы Авгур точно так же наблюдал за исчезновением проклятого предмета, как и он смотрел на исчезновение маминого медальона, который тот уничтожил ради своего проклятия, ради своей жажды власти. Лилий считал это справедливым.
Зеленый ботинок дернулся и продвинулся вперед на пару сантиметров. Лилий всей своей волей заставлял тело двигаться вперед. Он боролся с приказом, но даже всей той питательной боли, что он пережил за свою короткую жизнь, и той решимости, что он взрастил в себе за последние несколько месяцев, не хватило, чтобы перебороть приказ огнеглазого.
И когда казалось, что все на этом и закончится и оба мальчика погибнут, вмешалось проклятие Герцогини: приказ огнеглазого утратил силу, Лилий смог свободно двигаться.
По ощущениям это было как выпрыгнуть из горячего озера прямо в сугроб. Он все еще испытывал жгучую боль, намного сильнее той, что он когда-либо переживал, но она больше не имела значения. Нет. Боль никуда не делась, но Лилий больше не страдал.
Его правый глаз заслезился. Мальчик поднес руку к нему, и на ладонь упало несколько капель ярко-голубой жидкости-пара. Правый глаз Лилия пылал синим пламенем. А еще через секунду бальный зал замка Брандхалыстов исчез вместе со всеми, кто там находился.
Лилий стоял посреди тьмы, увитой сотнями сотен нитей разного цвета, словно артериями, венами и капиллярами. Каждая нить – это была чья-то судьба. Лилий видел все нити и узнавал каждую.
Он видел нить медальона матери, нечетко, но достаточно, чтобы узнать. Видел, как она обрывается, утекая из его обожженных рук, и растворяется, впитываемая гнилым полом хижины.
Видел нить Авгура. Видел его детство. Видел, каким милым ребенком он был. Видел, как шестилетний мальчик работал над очередной скульптурой, поглощенный созданием чего-то теплого и прекрасного из бесформенного холодного камня. Видел, как старший брат разломал только законченную статую, которую Авгур изваял для мамы, надеясь сделать ей приятное. А герцогиня наблюдала за всем этим и весело хохотала, подбадривая старшего сына разрушить ее до основания. Видел, как потом Авгур плакал, спрятавшись в чулане на половине слуг. Ему тоже довелось пострадать, пусть его страдания и были совсем другого толка.
Видел нить Виолы. Девочка не лгала, ей было суждено стать королевой. Ее нить уходила далеко из клубка в великое будущее.
Рядом он разглядел свою нечеткую нить. Его судьба и нить Виолы были связаны между собой красной нитью. Вот только его линия обрывалась во тьме рядом с клубком этих событий. Девочка не лгала.
И еще множество нитей, сплетающихся в один огромный клубок. В одно запутанное сейчас, где Лилий жаждет мести, а Авгур власти, где семья Брандахлыстов сгорает в пламени Божественной бури вместе с заводом. Даже лорд Черевогний, Эрик Дубоделов и остальные, включая бандитов из Проклятых сынов, оказались здесь и сейчас не случайно. На все была воля Три Нити.
Лилий видел всю паутину судеб, но был еще слишком далек от истины. Зато теперь он знал ответ на свой главный вопрос, который задавал самому себе сотни раз с тех пор, как научился говорить, не произнося его вслух: «Почему я?». Он... Нет. Не только он.
Все они были всего лишь орудиями в руках Три Нити, словно скотина на убой, рожденные, взращенные, вскормленные и вымоченные ровно в такой доле боли и страдания, чтобы сплести этот клубок нитей и стоять здесь и сейчас, обуреваемые жаждой мести и власти.