Дети чиприса

Я назову тебя Маногарм, – сказала она однажды не сказанные слова и выбежала из камеры, утирая новый поток слез.

Замок с лязгом захлопнулся, и с таким же лязгом захлопнулось испещренное шрамами сердце Лилия. Его лицо стало непроницаемым, словно маска. Так для него закончился второй день, – вместе с любовью, что не успела толком начаться.

• Мы слишком рано повзрослели? – повторил Лилий слова старого дворника, укладываясь на перину из сырой земли.

• Нам не дали выбора, – ответил он самому себе.

Мальчик потянулся и закончил короткий разговор с самим собой. Он поудобнее улегся на полу камеры и уснул мирным сном.

На третий день Лилия навестили огромная черная паучиха и трое маленьких паучат с белыми пятнами на брюшках. Они явно что-то безуспешно искали. Они искали своего Паука.

Лилий внимательно разглядывал семью Страха, благо огненный глаз отлично видел в темноте камеры, и поймал себя на мысли, что дети Страха совсем нестрашные. Еще полгода назад он бы замер в ужасе при виде даже одного из паучат – теперь же он рассматривал их с нескрываемым любопытством и легким флером вины.

Мальчик подошел к процессии, спешащей по стене к потолку. Пауки замерли. Лилий посмотрел во все восемь глаз матери паучат и с грустью сказал:

• Я убил твоего паука.

Огромная черная паучиха пошевелила передними лапками. Еще несколько секунд она внимательно изучала самое обычное лицо Лилия, затем издала тихий писк, развернулась и повела своих детенышей обратно к щели, из которой они пришли.

Лилий проводил их взглядом и уселся в центре камеры, скрестив ноги.

Как же сильно он изменился! Если бы были живы люди, что помнили его прежним, еще до того, как он сбежал из дома, то они бы никогда не узнали этого тощего мальчишку с огненным глазом и невероятной силой во взгляде. Если бы его отец остался жив, то не увидел бы в мальчике ни капли страха, как бы ни старался его там отыскать.

Лилий потер шишку на правой руке.

Той ночью, когда он сбежал из дома, его отец, как обычно, попытался научить сына бояться отцовского гнева и ударил мальчика несколько раз. Но, когда он занес руку для очередного удара, чиприс завязал ему ноги узлом, и отец свалился, задев головой край кухонного стола. Это была случайность. Нелепая случайность. Во всяком случае, так он подумал тогда. Но на все воля Три Нити. Лилий сбежал, забрав медальон матери. Мальчик долго отказывался верить в то, что отец погиб. Он обманывался, убеждая себя в том, что папаша сбежал в мир или ищет сына, но, когда Лилий увидел, что нить отца оборвалась на той кухне, он больше не мог притворяться: отец погиб. Его собственный отец погиб, а Лилий ничего не чувствовал.

Мальчик вообще ничего не чувствовал. Он заплатил слишком высокую виру за свой выбор. За выбор идти до конца по дороге, вымощенной Три Нити.

У него остались руки, ноги, голова и прочие части скафандра, что называют телом, но себя он растерял по пути. Лилий не знал, было ли это замыслом злобных старух, или оказалось случайностью, которую они проморгали, но он растерял свои чувства.

Его измученное и слегка наивное сердце растаяло вместе с медальоном матери. И, хотя в нем еще бились, словно птица в клетке, теплые чувства к Виоле, он понимал, что это всего лишь эхо плана Три Нити.

Его страх так и прилип зеленоватым пятном к серой стене каморки. Его старая комната помнила слишком много боли маленького мальчика, измученного, чиприсом – слабостью своего отца. К слову, боль осталась там же, в недрах квартиры, в которую он никогда не вернется.

Тощий скафандр стал намного меньше со дня, когда он бежал босиком по заснеженной улице и думал, что свободен.

Но Лилий не жалел ни об одной сделке, заключенной на этом пути, кроме, наверное, самой главной, когда его заставили... нет... когда у него вырвали мамин медальон из рук, лишив тем самым сердца.

Мальчик неподвижно разглядывал себя, закрыв глаза, и дожидался своей участи.

На четвертый день его навестил Авгур.

Главарь Детей чиприса больше не скрывал мощь своих огненных глаз. Пламя в его глазницах сияло, словно два солнца, уменьшенных до размера небольших снежков. В сравнении с ярким огнями Авгура, одинокий огонек пленника скорее напоминал далекую полярную звезду.

Лилий сразу приметил следы снега на коричневых ботинках гостя. Авгур только что пришел в лагерь и сразу решил навестить своего узника. Главарь торопился.

• Как там твои планы по захвату власти? – с усмешкой спросил Лилий.

Авгур промолчал, но оскалился, словно волк, что украшал медальон его мамы, и отвесил пленнику хлесткую пощечину тыльной стороной ладони.