Все заржали. Громче всех смеялась Боль.
Лилий обречено опустил голову и не сказал ни слова против.
Авгур приказал отвести Лилия в темницу, в которой он сидел, когда только попал сюда.
Камера ничуть не изменилась: все такая же мрачная и сырая коробка со стенами, покрытыми плесенью, разве что паука в углу больше не было.
Обожженная рука сильно болела, но мальчик решил ее не замечать. На его теле было много ссадин и синяков, и рука казалась не такой уж страшной потерей. Он точно знал, что все заживет и клеймо вернется. Лилий понял, что боль неизбежна, но вот мучиться от боли или нет – его собственный выбор. Ему надоела страдать. Он сделал свой выбор.
Когда дверь камеры с лязгом закрылась, мальчик поудобнее улегся на сырой земле и закрыл глаза. Он выспался на краю утеса и просто лежал, ждал и думал.
Лилий старался понять, что же будет делать Авгур дальше. Он ставил себя на место главаря банды. Точно было ясно, чего хочет Авгур. Оставалось понять, как он хочет этого достичь. Учитывая последние потери, ему нужны будут люди. Его союз с Медными кроликами обеспечит его частью солдат, но на правой стороне есть еще как минимум две банды, с которыми ему нужно будет что-то сделать. Лилий понимал, что силой проклятия главарь навряд ли воспользуется раньше времени. Если герцог Брандахлыст узнает, что в трущобах появилось королевское проклятие, то бросит все силы на его поиски и свою защиту, – тогда шансы подобраться к нему станут ничтожными. Нет. Авгур не такой дурак. Он будет договариваться с бандами на правой стороне. Нужно было узнать – как.
Если ему удастся договориться со всеми главарями, тогда Медных кроликов можно будет отправить на захват завода чиприса, а Дети чиприса с остальными захватят дворец. Осталось узнать – когда.
И самое главное: ему нужно было выяснить все о чиприсе. Лилий догадывался, что Авгур не так глуп, чтобы отдать рецепт королю, не сделав копии. И мальчик хотел узнать все о проклятом напитке, который собрался уничтожить.
Он отметил, что же ему нужно узнать и сделать. Список оказался немалым.
Лилий понимал, что в одиночку свою месть ему не свершить. Нужен был союзник.
И когда он всерьез задумался о помощи, лязгнул засов. Лилий открыл глаза и увидел теплый свет за решеткой. Дверь открылась, и в камеру вошла Виола с лампой в руках.
Она привела себя в порядок и пахла чистотой, в отличие от грязного Лилия. Все прямо как в прошлый раз. Ее зеленые волосы и сапфировые глаза, подсвеченные желтым пламенем, стали еще ярче и красивее. На ней было ее любимое черное платье и не менее любимый кинжал, привязанный к ноге.
Она посмотрела на Лилия, и несколько скупых, но очень горьких слезинок скатилось из ее прекрасных глаз. Виола поставила фонарь между ними и села напротив.
-
Ты решил все за меня, – сказала она грустно.
-
Ты все же решилась меня убить? – спросил Лилий, улыбнувшись.
-
Это ты все решил, когда вернулся. Не я! – воскликнул девочка. – Зачем ты вернулся? Зачем не сбежал?
Мальчик понимал, что отвечать на ее вопрос нет смысла. Она и так знает ответ.
-
Скажи, – начал Лилий после небольшой паузы, – ты знала, что за игру вел Авгур со мной?
Виола поежилась.
-
Я знала, что он с тобой играет, но не знала, во что и зачем, – ответила она.
-
А все, что ты мне говорила тогда на утесе, взгляды – это он попросил тебя?
-
Нет, – удивилась девочка.
-
И он не просил тебя сделать вид, что я тебе нравлюсь?
-
Что за глупости? – возмутилась Виола. – Кто тебе сказал такое?
Она запнулась и кивнула, понимая кто.
Лилий очень хотел ей верить, и ему правда казалось, что Виола говорит правду, но это стало неважно в тот самый момент, когда он вышел из дома номер восемнадцать ноль два в последний раз.
Виола заметила равнодушную маску на его лице и сказала:
-
Я правда не знала. Прости меня. Я говорю правду.
Лилий опустил голову.
-
Похоже, кое в чем ты все же врешь, – сказал он, улыбнувшись.
Она растерянно посмотрела на мальчика своими сапфировыми глазами. В одно мгновение между вдохами его сердце замерло от ее взгляда и он готов был бросить всю свою затею мести и бежать за ней хоть на край света. Но это было всего лишь мгновение между вдохами, и, когда он сделал новый глоток воздуха, наваждение растаяло, словно призрак Пирата.