Когда бомбардировка тухлятиной закончилась, Авгур громогласно произнес:
-
И пусть наш раб навсегда запомнит сове место!
Затем он повернулся к Лилию:
– А теперь убери здесь все, чтобы и следа вони не осталось.
Дети Чиприса разошлись. А Лилий остался стоять в куче гнилых овощей, обтекая тухлыми яйцами, в рабском ошейнике. Но он сделал свой выбор. Точнее, выбор был уже сделан, ему осталось только понять почему.
Таким стало возвращение к Детям Чиприса.
Глава 10 Казнь
Казнь нурба Василия назначили на первый день осени. За это время Лилий часто вспоминал о старом враге, который казался ему ближе и роднее, чем любой из детей, живущих рядом с ним, – ведь они оба были нурбами – чужими в этом сером, смердящем городе. И, что еще важнее, Вася всегда был честен. Конечно, он часто злился и жестоко обращался с Лилием, но никогда не пытался скрыть это за притворной улыбкой и добротой, как Авгур. Вася не скрывал своей ненависть. Он был достойным врагом.
Лилий вспоминал, как они прятались в темном подвале лавки Скупого. Там, в потайной комнатке за стеллажом чиприса, они почти стали друзьями. Пусть поневоле, но все же друзьями. Если бы Дети чиприса не вырвали их из убежища то, оба нурба уже давно бы сбежали в мир и, возможно, подружились по-настоящему. Тогда голова Васи не висела бы на волоске, а Лилий...
Жизнь раба была совсем не сладкой. Скорее наоборот, она была гнилой на вкус и тухлой на запах. Этот запах слишком знакомо резал ноздри. Лилий вдыхал его почти всю свою жизнь – зловоние Ног великана. Трущобы смердели им задолго до рождения мальчика с разноцветными глазами. Основание Города на холме пропиталось этой вонью сквозь булыжники мостовых, дно канав и фундамент домов.
Каждый день Лилия начинался с доброй порции издевательств и унижений. По сравнению с которыми, стычки с Васей казались дружескими шутками. С самого утра, перекусив водой и хлебом, Лилий отправлялся к горячему озеру, чтобы вычистить его от грязи. Рабу пользоваться купальней было строго запрещено, поэтому от Лилия воняло еще сильнее, чем в те времена, когда он жил в приюте убогих. Одежду, выданную ему детьми чиприса, у него отобрали и сожгли, а мальчику вернули его старые лохмотья: рваную, мешковатую футболку и спортивные штаны с растянутыми коленками. Ботинки оставили.
Поселили Лилия в его старом доме. Разумеется, никакой кровати ему не полагалось. Буржуйку вынесли тоже. Авгур опасался, что его первый раб может себе навредить. Из-за такой заботы главаря Лилию приходилось ночевать на деревянном полу, свернувшись калачиком. Ближе к осени ночи становились все холоднее и приходилось греться, сжигая крепкие доски пола. Он словно жил на деревянном островке, который постепенно погружается в озеро сырой земли.
После горячего источника, если Авгур не желала принять ванну у себя в доме, Лилий отправлялся в самое большое здание на подземной улице, в котором разместили тяжелораненых. Там всем заведовал Просто. Здоровяк даже забросил работу над своим проклятием, чтобы помочь пострадавшим в погоне за сокровищем.
Лилий таскал ведра воды, убирал окровавленные бинты и ночные горшки. Через пару недель в лазарете осталось всего трое больных. Остальные выздоровели либо умерли. Поиск сокровищ сократил число Детей чиприса почти вдвое.
После того как вся работа была сделана, Лилий возвращался на поверхность в свою хижину, если, конечно, никто из детей не хотел поиздеваться над ним, заставляя катать их, словно он ослик или еще хуже... Дети были жестоки.
Со временем Лилий перестал обращать внимание на жалкие попытки самоутвердиться и даже стал получать удовольствие от работы. Он с улыбкой мыл ночные горшки, с легкостью таскал тяжелые ведра горячей воды из источника для ванны Авгура. А если Дети чиприса заставляли его мыть мостовую, низачем, так просто, чтобы посмеяться, – Лилий не злился из-за того, что это бесполезный труд, а с рвением и энтузиазмом приступал к делу. Что, разумеется, кое-кого бесило больше обычного. В наказание Лилий получал новые приказы и более тяжелые задания. Дети чиприса так просто не сдавались, нагружая своего раба унизительными и злобными поручениями. Больше всех усердствовала Боль.
Ей не давало покоя то, что Лилий жив, а еще больше ее бесило то, что он недостаточно страдает. Как-то вечером, отдыхая в компании своих подруг, она подозвала мальчика, который неосторожно проходил мимо, и, сидя на крыльце одного из домов, под едкий хохот своих подружек, приказала вылизать ее ботинки дочиста. В тот момент Лилий едва не раскрыл себя и чуть не придушил злобную девку голыми руками, но вовремя взял в руки себя, вместо тощей шеи Боли.