Кстати, я давно хотел спросить, – сменил тему Просто. – Черный плащ, который у тебя отобрала Боль. Откуда ты его взял?
А что? – напрягся мальчик-раб.
Да ничего такого, – пожал плечами здоровяк. – Авгур приказал мне его изучить, но я даже и близко не продвинулся в его понимании. Могу сказать точно только то, что это проклятие. Но какое-то необычное. Я таких раньше не видел.
Ну это точно не простой плащ, – ответил Лилий. – Он спас мне жизнь. И не один раз.
Так откуда он у тебя? – настаивал здоровяк.
Одолжил один дядька и просил вернуть, так что было бы неплохо, если бы ты не разрезал его на кусочки, – ответил Лилий.
Просто рассмеялся.
-
Не в твоем положении, – он указал на ошейник, – переживать о данном когда-то слове.
-
Ты прав, – улыбнулся Лилий. – Но все же.
-
Хорошо. Этот плащ просто чудо, поэтому я клянусь, что, если ты не сможешь исполнить свое обещание, я сделаю все, чтобы выполнить его за тебя, – торжественно произнес здоровяк.
-
Спасибо.
Лилия тронул этот жест. Даже его разноцветные глаза немного намокли, но ни одна слезинка так и не решилась сбежать по впалым щекам мимо кривого носа.
За три дня до казни Лилия начали мучить кошмары. Ему снилось, что он снова заперт в темном подвале, лежит на сырой земле и сгорает заживо. Мальчик просыпался весь в поту, а сердце бешено колотилось. Нет. Это был не страх. Его грызло изнутри что-то другое.
Ожог на левой руке заживал просто отвратительно. Постоянные работы и грязная повязка, обмотанная вокруг ладони, совсем не помогали. А в ночи, когда приходили кошмары, рука болела еще сильнее. В обычные дни Лилий уже привык жить и работать с болью в левой руке, но в кошмарные ночи боль становилась просто невыносимой, что невероятно его злило.
Мальчик перестал высыпаться, боль раздражала, и ему стало намного труднее притворяться покорным рабом.
Однажды повязка, скрывающая ожог, совсем истрепалась. Лилий оторвал кусок ткани от своей футболки и решил сменить повязку. Он спрятался в подворотне подземной улицы, чтобы никто не смог помешать, и, стиснув зубы, содрал старую тряпицу. Ожог покраснел и был влажным, кожа словно слезла, он не мог различить даже линии на ладони. Рана воняла, но Лилий почти не замечал этого. Клеймо нурба еще не вернулось, что и радовало и пугало одновременно. Зато проступали очертания чего-то другого. Мальчик не мог разобрать, что это такое, но четко видел линии и закорючки.
Выкинув старую повязку, Лилий стиснул зубы и обмотал ладонь новой тряпицей. Пока он прятался, заменяя очень грязную тряпку обычной грязной тряпкой, до него донеслись голоса.
-
Хватит! Я же говорю, что жду не дождусь, когда увижу, как ему отрубят башку, – зло сказала Боль.
-
А жалеть не будешь, что такие губищи пропадут? – спросила одна из ее подружек. Лилий не знал ее имени, но не раз видел их вместе. – Сама же говорила, что тот нурб целовался отлично.
Все девчонки начали звонко хихикать. А Боль залилась краской.
-
Это все была моя роль! – взревела она. – Я выполняла приказ!
-
Конечно, конечно, – продолжали издеваться подружки. – Я отсюда слышу вонь нурба из твоего рта.
Боль едва сдерживалась, чтобы не перерезать всех своих подруг. Она уже давно сжимала рукоять кинжала, но так и оставила его в ножнах.
Они шли по улице, едко хихикали и приближались к укрытию Лилия. В другой день он бы забился подальше в тень и подождал, пока они пройдут, но в этот раз он слишком устал и был измучен болью, чтобы вести себя разумно. Поэтому он выбрался из переулка и пошел вперед по улице, надеясь оторваться, пока его не заметили. Он ошибался. Его заметили сразу.
-
Эй, раб! – крикнула ему та самая подружка, что больше всех издевалась над Болью. – А ну-ка, пойди сюда!
Лилий остановился, проклиная свою несдержанность. Он подошел к компании, склонил голову и покорно произнес:
-
Слушаю и повинуюсь. Чего изволит госпожа?
-
Госпожа изволит, чтобы ты захлопнул свою пасть и молчал, пока тебя не спросят! – рявкнула девочка.
Лилий замолчал и склонился еще ниже. В груди заклокотал гнев. Если бы не годы унижений от отца, он бы никогда не смог выдержать еще хоть слово из этих вонючих ртов, но он смог, удивив самого себя.
-
Ну что, Боль, твоего нурба казнят. Может теперь с этим будешь целоваться? – с насмешкой спросила девочка.
-
Что ты несешь, дура?! – сквозь зубы процедила Боль.
Ее кинжал наполовину выбрался на свет.