— Ясно, — всё больше хмурясь, сказал Кирилл. — Дальше?
— Ну... Этот человек напугался того, что натворил, и сбежал из посёлка. Он пока не вернулся. Но мы боимся, что это только начало! У людей помутился разум. Чем дальше, тем всё более страшные вещи они творят. Мать Серафима и мать Мария наказали догнать вас. Верните нам Шамана!
Глава 2
Серый
Отец молчал. Да Серый и сам офигел — слишком уж не вязался облик кротких, благонравных жителей шаманского посёлка с тем, что рассказывали Виссарион и Георгий.
А вот Джек не удивился. С нехорошей усмешкой покивал:
— Ну да, так оно и бывает. Если лупить-лупить, а потом с цепи спустить.
— О чём ты? — не понял отец.
— Видал когда-нибудь, как цепные псы с привязи срываются? — вопросом на вопрос отозвался Джек. — Нет?.. А мне вот по детству доводилось, еле ноги унёс. И Шаман с его бабой народ в посёлке — считай, как собак, на цепи держали. Чуть что — сапогом в зубы, а то Мать Доброты прогневается. И, когда надо, она в натуре гневалась — вот люди и сидели тише, чем мышь под веником. Пикнуть не то, чтобы боялись — знать не знали, что вообще можно. С одной стороны. А с другой — вроде и не нужно. На кого рыпаться-то, когда все вокруг — добрые до усрачки? Уступают, помогают, слова поперёк не скажут. И с чего, спрашивается, при такой жизни волну гнать? А теперь нету той цепи. Вот они с резьбы и послетали.
Отец нахмурился:
— Ты хочешь сказать, что постулаты Матери Доброты в посёлке соблюдались по принуждению? Обычной пропаганды было недостаточно, и Шаман с Ангелиной прибегали к собственным методам внушения?
— Я хочу сказать, что не бывает таких людей, чтоб круглые сутки, с ночи до утра, жизни радовались, — проворчал Джек. — Какой бы человек хороший ни был — вот, хоть тебя, блаженного, взять, — а бывают моменты, что бесишься. А этим хоть ссы в глаза — всё божья роса! Утрутся и спасибо скажут. Почему и говорю, хрень это. Наведённое оно, ихнее добро.
Отец молчал, барабанил пальцами по кобуре. И решил:
— Приведи-ка сюда Шамана. Стоять! — рявкнул бросившемуся было к крыльцу Георгию.
Тот, ворча, остановился. Джек неодобрительно покачал головой, но спорить не стал. Скрылся в доме.
Через минуту вывел на крыльцо Шамана — со связанными за спиной руками.
— Что вы с ним сделали?! — ахнула Ариадна.
— Примерно то же, что он делал с вами на протяжении тридцати лет, — бросил отец. — Шаман! Не говори, что ничего не слышал. Мы верно догадались, что доброта твоих людей — результат воздействия на их мозг?
— Мира и добра тебе, Георгий, — будто не слыша отца, проговорил Шаман. — Мира и добра, дети.
Георгий, Ариадна и Виссарион нестройно отозвались.
— Нет слов, чтобы передать, как мне жаль вас и всех, кто остался в посёлке, — продолжил Шаман, — как я волнуюсь за мать Ангелину. Без неё и меня вы растерялись, как теряются малые ребятишки, оставшись одни.
— Растерялись, значит, — хмыкнул Джек. — Морды друг другу бить и баб насиловать — это они от растерянности. А как ты вернёшься, сразу найдутся. Так?
Шаман проигнорировал и Джека.
— Я сумею вернуть в посёлок мир и благополучие, — всё тем же мягким, обволакивающим голосом продолжил он. — Вам ведь уже сейчас стало спокойнее. Верно?
— Да!
— Стало!
— Верни нам свою мудрость, Шаман!
Серому показалось, что догнавшая их троица не опускается на колени лишь потому, что стесняется присутствия чужаков.
— Джек? — спросил Кирилл. Наверное, подумал так же.
Джек мотнул головой — кажется, с недоумением:
— Нет. Ничего не слышу.
— Ты напрасно подозреваешь меня в том, чего я не делаю, — скорбно сказал Шаман Кириллу. — Люди привыкли ко мне, любят меня. Им становится спокойнее от одного лишь моего присутствия. Но ты отнял у них даже эту малость! Люди напуганы, растеряны, из-за паники творят безумства. И ты ещё говоришь, что не причинял нам зла?
Лицо Кирилла хранило каменное выражение, но Серый понял, что он колеблется. И есть от чего. Если в посёлке, враз лишившемся обоих начальников, уже сейчас такое творится, так оно чем дальше, тем хуже будет. Того гляди, вовсе друг друга перебьют. А отец, получается, крайний — Шамана-то он увёл. И что теперь делать, спрашивается?
— Собаки без хозяев тоже воют, — бросил Джек.
Отец вопросительно посмотрел на него.
— Да жил в Ногинске дядька один, — объяснил Джек, — а у того — псина. Брехливая, бестолковая, но преданная — страсть. Так вот, когда тот дядька помер, она жрать перестала, и даже воду пить. Круглые сутки лежала да выла, а потом подохла. Не смогла без хозяина.