Он встал, дернулся было в сторону лаборантской, но, не сделав и шагу, замер. Теоретически неплохо было бы посидеть над вечерними данными, систематизировать их, не торопясь по полочкам разложить, сравнить со средне взвешенными, попробовать понять по какой причине есть разница, а там и за утренние приниматься. Но желание работать начисто отпало.
О причинах нетрудно было догадаться — Сиверцев морально приготовился к окончанию вахты, к возвращению в городок, к отпуску, черт возьми! К визитам в «Ать-два» и «Вотрубу», к пиву, наконец, которого не пил уже три месяца. Спиртяга спиртягой, но и более благородным напиткам должно найтись место в жизни простого цитолога-исследователя. Но в итоге ему выпал не отпуск, а четвертая подряд вахта.
«Хрена вам, — подумал Сиверцев мрачно. — Не стану я работать! У меня этот… как его… выходной, вот! И гори оно все!»
Он быстро направился к предбаннику и дальше, к вы ходу. Колюня Бортко провел его понимающим сочувственным взглядом и вновь потянулся к слайдам. В отличие от Вани ему выходной не полагался. Выскочив на плац, Сиверцев подумал: «А куда, собственно, идти? Чем заняться? Как отдох нуть-то?»
И с некоторым замешательством понял, что на заимке, где не было выходных в принципе, отдохнуть и не полу чится. Охранники отдыхали просто: накатывали по полстакана разведенки и заваливались спать до следующего дежурства. Научники иногда собирались в курилке по болтать, но быстро скатывались на обсуждение профессиональных проблем, что трудно было счесть отдыхом. Да и ежеминутное ожидание какой-нибудь обычной для Зоны пакости не позволяло почувствовать себя вольготно и по-настоящему расслабленно. А без расслабухи какой отдых? Видимость одна.
Ноги сами привели Ваню к воротам. Наружу он, понятно, не собирался, для этого нужно окончательно выжить из ума, а он был всего лишь сильно расстроен. Да и не оделся он как подобает при выходе за ограду, только куртку накинул, чтоб не продуло. Безрадостное мышастое небо льнуло к земле; казалось — вот-вот оно опустится, подомнет, задушит, словно огромный ком пыльной ваты. Забьет ноздри, запорошит глаза и даже безутешные крики увязнут и умрут в этой необъятной грязно-серой толще.
На сторожевую вышку над воротами вела узкая крутая лесенка. Под четырехскатной кровлей от неба Зоны пряталась хорошо организованная огневая точка с двумя Т-образными наружными бойницами, двумя такими же, но обращенными в сторону плаца, обязательными мешками с песком и видеосистемой кругового обзора с внушительным зумом. Ваня, человек сугубо гражданский, не очень понимал зачем нужен круговой обзор — ровно половина обозреваемого горизонта приходилась на плац, башенку заимки и ограду, то есть, на обороняемую территорию. Но у вояк, без сомнения, имелись свои резоны.
«И, потом, — рассудил Ваня, как ему показалось вполне справедливо, — какая-нибудь тварь может перемахнуть через ограждение, через бетон и проволоку, и прорваться на плац. Вот тут-то и пригодятся бойницы, на правленные вовнутрь заимки».
Перед мониторами полулежал дежурный охранник. Сиверцева он, конечно же, давно заметил, но никак не прореагировал на его приближение. Вообще говоря тревожить дежурных было не положено, служба как никак, но на заимке если жить строго по уставу — рехнуться недолго. Кроме того, научникам всегда позволялось больше, чем воякам, поэтому за подобные нарушения режима обыкновенно не наказывали никого и никогда.
Дежурил долговязый тип откуда-то из белорусской глубинки по фамилии Деточка и по прозвищу Дед.
— Скучаем, наука? — осведомился он, не меняя позы, когда Сиверцев вторгся в его сертифицированные пенаты.
— Тоскуем, гвардия, — уныло сознался Сиверцев. — Меня на четвертую вахту оставляют.
Дед выразил все, что по этому поводу думает, коротким и живописным русским глаголом.
— Угу, — не смог не согласиться с ним Ваня.
Дед полез за пазуху и добыл маленькую фляжечку, каких полно в любом сувенирном магазине.
— На, глотни, — предложил он, свинчивая пробку.
— А чё это? — Сиверцев принял и опасливо понюхал горлышко — с вояк станется и неразведенку пить.
— Не боись, не спиртяга, — успокоил Дед. — Рябиновая на коньяке.
— Ух ты! — Сиверцев глотнул. Даже рукавом занюхивать, что уже практически вошло в привычку, не пришлось. — Амброзия, практически! Он приложился еще разок и вернул лекарство хозяину.
— Я, сам понимаешь, не сейчас, — сказал Дед, пряча фляжечку назад, за пазуху.