Он заметил бы во дворе несколько темнокожих мальчиков и девочек, которые тоже держатся особняком и если затевают иногда общие игры с белыми детьми, то их партнерами почему-то всегда оказываются ребята в бедной одежде.
Но вот внезапно эта гармония нарушена, и два мальчика – черный и белый из компании «тигров» – врываются в группу бойскаутов и извлекают из нее белесого Фэйни. Джой Беннет, красный, негодующий, в расстегнутом стареньком джемпере, и его друг Чарли Робинсон допрашивают директорского сынка:
– Это из-за тебя провалились на математике Майнард и Нэнси!.. Почему ты не переправил им записку – отвечай!
Фэйни, прежде чем ответить, озирается: есть ли поблизости кто-нибудь из скаутов или вообще из «своих». Убедившись, что Рой неподалеку, он дерзко говорит:
– Не передал, потому что не желаю из-за них влипнуть.
– Врешь! – горячится Джой. – Врешь, дохлая моль! Просто тебе было приятно подвести Майнарда и Нэнси. Я тебя знаю, голубчика! Тебе хочется, чтобы Нэнси не дали выступить на майском празднике.
– Отвяжись от меня, – шипит Фэйни, – а то я вот возьму и покажу Хомеру или президенту шпаргалку Робинсона… Пусть узнают, чем занимается наш уважаемый староста! – Он насмешливо морщит нос и показывает зажатую в кулаке бумажку: – Вот она, шпаргалка-то!
– Ах ты, крысиный помет! – сжимает кулаки Джой. – Посмей только наябедничать на Чарли!
– Посмей только! – эхом откликается чей-то голос.
Это Василь Гирич. Он только что с увлечением играл в «тигров», пока не заметил, что у друзей в углу двора происходит что-то серьезное.
Фэйни, увидев подоспевшее к противнику подкрепление, потихоньку отступает к бейзбольной площадке. Вот он уже рядом с Мэйсоном и что-то азартно шепчет ему на ухо. Рой пожимает плечами.
– Удивляюсь, Мак-Магон, охота тебе опять связываться с черномазым и его дружками! – бормочет он сквозь зубы. – Бери пример с меня: настоящий джентльмен никогда не повышает голоса и не пачкает рук о всякую дрянь… Вот погоди, когда мы выгоним его вон…
– Я только пригрозил, что покажу учителю его шпаргалку, – говорит Фэйни. – Я думал – они испугаются и купят у меня эту шпаргалку за билет в цирк или еще за что-нибудь…
У Роя загораются глаза.
– Как, эта записка у тебя? Ты ее сохранил? – спрашивает он с живостью. – Дай-ка ее мне, она может пригодиться… Дай! – Он протягивает руку.
Фэйни смеется:
– Дать тебе? Дать вот так, задаром?.. Нашел тоже дурака! Нет, парень, даром я ничего никому не даю. Хочешь иметь шпаргалку – давай монету.
Рой не то с удивлением, не то с презрением смотрит на Фэйни, потом отворачивается и яростно плюет.
– Пожалуйста, поосторожнее, а то ты чуть не попал мне на платье! – раздается негодующий голос. – Какие, право, у нас грубые, невоспитанные мальчишки!
Это Пат Причард своей собственной надменной особой. Она не принимает участия в играх, а прохаживается взад и вперед с книжкой в руках.
Рой багровеет. Ни за что на свете он не хотел бы показаться этой девочке грубияном!
– Это я не нарочно, Патриция! Честное слово, не нарочно! – бормочет он извиняющимся тоном.
– Еще бы ты нарочно плюнул в меня! – насмехается Пат. – Этого еще недоставало!.. Впрочем, может, это принято на вашем Юге? – прибавляет она язвительно.
– Ну, знаешь, это уж слишком! – вскипает Рой.
Но Пат со своей презрительной усмешкой так великолепна, что Рой мгновенно переносит свое раздражение на стоящего рядом Фэйни. От его тумака Фэйни отлетает метра на три.
– Ты это что?
Секунду Моль ошалело смотрит на приятеля, потом издает вопль и кидается в драку.
Пат здесь… Пат смотрит… Пускай Пат увидит, какой он, Фэйни, неустрашимый боец!
Под насмешливым взглядом зеленых глаз два приличных мальчика молча и ожесточенно дерутся на бейзбольной площадке. Пат брезгливо отходит подальше.
– Мэйсон! Эй, Мэйсон! Вы что, с ума сошли? Что это вам вздумалось драться! – Высокий юноша со звездой на отвороте куртки направляется через двор к дерущимся. – Сейчас же прекратите! Черт возьми, перестанете вы или нет?
Рой с трудом освобождается от висящего на нем Фэйни. Он растрепан, красен и зол, зол, как тысяча чертей! Появиться в таком виде перед Пат, а главное – перед вице-президентом школы Принсом! Теперь Принс, наверно, разболтает по всей школе, как безобразно дрался во дворе молодой джентльмен с Юга…
Он говорит хриплым голосом, изо всех сил стараясь вернуть себе обычную уверенность и достоинство:
– Это несерьезно, Принс. Мы выясняли маленькое недоразумение… Так, один пустяк…
А в это время у каштанов Нэнси Гоу, уже позабывшая о плохой отметке, смеющаяся, легкая, как цветок, тормошит Василя:
– Послушай, отчего ты молчишь? О чем ты думаешь?
– Так, ни о чем, – говорит Василь, уставив на девочку чистые синие глаза и краснея. – Просто так.
– А я вот никогда не молчу, – говорит Нэнси. – Если увидишь, что я молчу, значит, я придумываю стихи… Хочешь, я прочту тебе мои новые стихи?
Василь не успевает ответить – девочка уже стоит перед ним, вытянувшись в струнку, скрестив на груди руки.
– «Тучка», стихотворение Энн Гоу, – отчеканивает она.
Нэнси опускает руки и, не глядя на Василя, молча ждет одобрения.
Она так уверена в этом одобрении, что даже не очень удивляется, когда Василь говорит восторженно;
– Это… это просто замечательные стихи, Нэнси! Знаешь что? Знаешь, Нэнси, ты мне их запиши, а я… я сочиню на них музыку. Хочешь?
– Хорошо, – кивает Нэнси. – Только постарайся поскорее сочинить, чтобы я могла спеть эту песню на майском празднике. Мистер Ричардсон сказал, что я непременно буду выступать на празднике с моими стихами.
– Что ты говоришь о празднике? – спрашивает у нее за спиной Мери Смит. Она щурит близорукие глаза и придвигается ближе. – Ты узнала что-нибудь новое?
– Я говорю, что, наверно, буду читать на празднике стихи. – Нэнси дружелюбно улыбается некрасивой белой девочке. – Ты слышала мои стихи?
Мери вздыхает:
– Слышала несколько раз, когда ты их читала… Какая ты счастливая, что у тебя такой талант! А у меня вот нет никаких талантов. Я не пою, не играю, не пишу стихов, даже не танцую… – Глаза у Мери подозрительно краснеют.
Нэнси не выдерживает:
– Мери, не надо, не плачь.., Я научу тебя танцевать, это совсем-совсем просто. Вот, смотри…
Нэнси взмахивает руками над головой и несется по ровной цементной дорожке, раскачиваясь, кружась, взлетая, повинуясь какой-то неведомой, одной ей слышной мелодии.
поет она, проносясь мимо, и вдруг, вся еще разгоряченная танцем, подбегает к Мери.
– Что с тобой? Отчего ты плачешь, Мери, дорогая?
– Ты такая талантливая, а я такая несчастная, бездарная… о-о-о!.. – рыдает Мери.
– Что тут такое? Отчего она плачет?.. Нэнси, это ты ее обидела? – сердито говорит Чарли Робинсон, появившись словно из-под земли.
Девочек тотчас же окружают набежавшие со всех сторон «малютки».
– Никто меня не обижал… Это я сама, сама… – сквозь слезы бормочет Мери.
Нэнси скороговоркой рассказывает Чарли, что произошло.
– Плюнь, не огорчайся, Мери, – успокаивает Чарли. – Я скажу мистеру Ричардсону, и тебе непременно дадут роль в спектакле или в живых картинах. И не плачь из-за чепухи: вовсе ты не бездарная, ты ведь отлично вышиваешь. Я уверен, ты будешь очень хорошо выступать в живых картинах.
Слезы постепенно высыхают на лице Мери Смит. Она благодарно смотрит на мальчика:
– О Чарли, ты такой добрый! Пат Причард тоже всегда говорит…