«Было бы так просто и понятно в написании художественного произведения, – думаю я, – стандартное вступление, стандартные персонажи, набор стандартных диалогов и поворотов сюжета через каждые десять страниц, и, наконец, стандартный финал-апофеоз, только…»
– …такое никто не будет читать, – неожиданно для себя произношу вслух окончание моей мысли.
– Что читать?
Голос из глубины шоу-рума заставляет меня подпрыгнуть вместе со стулом. Оборачиваюсь. Это Зоя с каким-то пакетом в руке.
– Как же ты меня напугала, – на протяжном выдохе говорю я, – будь добра, стучись в следующий раз, а то найдёшь вместо меня мой ещё тёплый труп.
– Какие мы нежные, – фыркает Зоя, – я, между прочим, стучалась.
– Не слышал…
Зоя, от которой пахнет спиртным, плюхается на свободный стул и ставит рядом с клавиатурой пакет, с которым вошла. В пакете однозначно угадывается бутылка.
– Я подумала, может, у вас всё-таки пьянка, – Зоя медленно стягивает пакет вниз, обнажая завёрнутое в серебристую плёнку горлышко.
– Зой, мне работать надо… – пытаюсь сопротивляться я, только на Зою это не действует: пакет продолжает ползти вниз, расшевеливая срамные ассоциации. Становится видна жёлтая этикетка, а потом и надпись на ней: «Монастырская изба».
– Пусть трактор работает, – говорит Зоя.
– Мне ещё целое письмо писать…
– Потом напишешь.
Скомканный пакет летит в ведро.
– …а завтра вставать рано.
– На том свете отоспишься.
У Зои в руке, словно кинжал, сверкает штопор.
– На, открывай, – она протягивает мне его рукояткой вперёд, – а где у вас бокалы?
Беру бутылку в левую руку, штопор – в правую.
– Бокалов нет, есть кружки. Вон там, – показываю на поднос в углу, на котором стоят вымытые мной наши кружки, – все чистые.
Зоя встаёт и, якобы ненароком касаясь бедром моей руки, проходит в угол; берёт с подноса две кружки – мою и Игоря – и возвращается на стул. За это время я успеваю справиться с пробкой.
– Наливай.
Рывками покидая горлышко, бледно-жёлтая жидкость наполняет до половины Зоину кружку, а затем, также до половины, мою.
– За любовь, – говорит Зоя, но в голосе её почему-то слышится: «За родину!»
– За неё, – подтверждаю я и тихонько чокаюсь своей кружкой с Зоиной.
Делаю большой глоток. Холодное вино падает в пустой желудок, и через секунду мне становится тепло. «Парадокс», – думаю я, делая ещё один.
Зоя с грохотом ставит пустую кружку на стол:
– Ещё по одной?
– Закусить бы, с обеда ничего не ел, – пытаюсь отмазаться я, но Зоя достаёт откуда-то плитку шоколада «Алёнка».
– Пойдёт?
Обречённо киваю. Это лучше, чем ничего.
Своими пухлыми, на которых я насчитал семь колец, пальцами Зоя через обёртку ломает «Алёнке» кости. Потом поднимает глаза на меня:
– Чего замер, разливай.
Пока я наполняю кружки, Зоя разрывает обёртку и вываливает на стол увечные Алёнкины внутренности:
– Кушать подано.
– Мерси.
Зоя снова тостует:
– За любовь!
– Так вроде за любовь уже пили?
– За неё, сколько ни пей, всё равно мало.
И Зоя махом опрокидывает в себя кружку.
«Э-ге, – думаю я, – эдак она накушается раньше времени. Что тогда?»
– Валер, я давно хотела тебя спросить, – сквозь хруст шоколада, говорит Зоя, – у тебя девушка есть?
Понимая, к чему она клонит, решаю отвечать так, как обычно делает Израиль, когда у него спрашивают о наличии атомной бомбы:
– Зой, это сложный вопрос…
– Красивая?
– Как тебе сказать…
– Моложе меня?
– Знаешь, возраст – такое дело…
– Блондинка? Брюнетка?
Мне надоедает отпираться, и я сообщаю то, что Зоя хочет услышать:
– У меня была девушка: брюнетка, двадцать два года, на мой вкус, очень даже ничего, но мы расстались. Сейчас у меня никого нет.
Зоя удовлетворённо кивает:
– Тогда наливай.
Наливаю, и мы снова пьём за любовь.
– А я тебе нравлюсь? – спрашивает Зоя уже чуть заплетающимся языком.
Я не нахожу, что ответить: Зоин вопрос застаёт меня врасплох.
– Ну, хоть немно-о-ожечко? – повторяет она.
Моё красноречивое молчание продолжается. Зоя наливает себе сама и, не чокаясь со мной, выпивает залпом. Поставив на стол кружку, она проводит в воздухе указательными пальцами, изображая контур женской фигуры.
– Валера, пойми, всё это – рекламный ролик, – говорит она грудным голосом, – когда выключают свет, длина ног и цвет волос перестают быть важны, остаются груди, рот, задница, и то, что между ног. Да, у меня лишний вес, короткие ноги и прыщи по всей морде, но всё, что я только что перечислила, у меня такое же, как и у всех остальных баб, а кое-что и получше.