Но на другой день Камаль снова пришел с жалобой: Нирмала не хочет гулять вместе, бросает его одного, вместо «Рыбак рыбку удил» распевает «Камаль рыбку ловил» и обзывает дураком…
Дело было пустячное, и, конечно, следовало бы обратить все в шутку. Но упрямая девчонка, ссорясь с Камалем, отвлекает Савитри от нужного дела. Поэтому, отшлепав Нирмалу, Савитри к тому же отчитала ее:
— Хватит, терпение мое лопнуло! Одна девочка в доме, а никому от нее покоя нет! Завтра же попрошу, чтобы тебя исключили из школы, раз ты так себя ведешь и обижаешь брата.
Поставив перед детьми поднос с лепешками и вареными овощами, она проговорила уже более спокойно:
— Когда я была в твоем возрасте, Нирмала, я никогда не дразнила своих братьев и сестер, никогда не огорчала родителей!
Но Савитри отлично знала, что это было далеко не так.
Наступил праздник.
Дверь приоткрылась, и в комнату робко заглянул Камаль.
— Мама, мы пойдем к Сите и из ее окна поглядим на улицу, — сказал он.
— Не надо, сынок, — ответила Савитри. — Отсюда тоже хорошо видно.
В этот момент она заметила, что за дверью прячется Нирмала.
Вот хитрая девчонка! Всегда его, бедняжку, посылает, если надо что-нибудь выпросить.
— Ну ладно уж, ступайте, — сказала Савитри.
На улице уже собралось много народу. Стоя в дверях дома, Савитри с интересом разглядывала яркую толпу, следила за автомобилями, которые старались пробраться сквозь людской поток.
А в это время Нирмала обнаружила, что Камаль исчез. В страхе она растерянно металась по улице. В поисках брата она незаметно от матери прибежала домой и, как испуганная птица, потерявшая птенца, промчалась по всем комнатам. От страха у нее даже в глазах потемнело. Разве мать не рассказывала ей, как в толпе пропадают дети? «Братец… Камаль… Что же я буду делать?» — в ужасе думала она.
На улице вдоль тротуара торговцы разложили свой красочный товар: разноцветные игрушки и шары, бумажные змеи, веера и свистульки, кричавшие петушиными голосами. Где-то в толпе, словно за кулисами, глухо звучали барабаны. У ребятишек прямо глаза разбегались.
Но Нирмала ничего не видела и не слышала. Стремительно прорываясь через толпу, она прибежала к Сите. Камаля не было и здесь! С опухшими от слез глазами девочка, спотыкаясь, прибежала к матери.
— Камаль… Камаля у Ситы нету! — проговорила она прерывающимся голосом.
Савитри вздрогнула. Мальчик мог попасть под машину или повозку, затеряться в толпе! Правда, она хорошо знала своего робкого сынишку — он всегда жмется где-нибудь в сторонке. Может, и сейчас он, испуганный, укрылся в какой-нибудь лавке?
Удивленная слезами дочери, Савитри молча взглянула на нее, стараясь понять, чем вызвано такое беспокойство этой озорной девчонки. «Неужели кто-нибудь может беспокоиться о малыше больше, чем мать? — подумала она. — Ведь Нирмала всегда только и делала, что дразнила Камаля!»
Но вот процессия закончилась. Движение транспорта возобновилось, толпа поредела, и из нее вынырнул соседский слуга, одетый в короткие штаны и белую рубаху. Рядом с ним, держась за руку, топал ножками Камаль.
Изумленная Савитри увидела, как Нирмала помчалась к братишке и, крепко прижав его к себе, залилась в три ручья.
— Сумасшедший, ну куда ты ушел? Зачем ты побежал один? — приговаривала она, целуя Камаля.
Савитри показалось, что ее душу озарили теплые лучи солнца. Со слезами на глазах она обняла дочь.
— Люби свою сестру, сынок! — взволнованно сказала она Камалю. — Никогда не ходи один на улицу. Видишь, как сестра плачет из-за тебя.
— А я не плакал, что ли? — обиженно сказал Камаль, видя, как мать нежно успокаивает Нирмалу.
— Почему же ты плакал, родной?
— Шар надо было купить, а денег-то нет.
Неожиданно сорвавшись с места, Нирмала выбежала на улицу. Истратив все деньги, которые она копила так долго, девочка купила брату два шара и несколько бумажных игрушек. Отдав все это обрадованному Камалю, она снова обняла его и в который раз повторила:
— Дурашка! И зачем только ты ушел один?
Мохан Ракеш
ПУСТЯКОВОЕ ДЕЛО
В жизни малыша Яшави́ра произошло грандиозное событие: из привычной обстановки родного городка, расположенного на совершенно плоской равнине, его перевезли в горы, на высоту шесть тысяч футов, и, вырвав из крошечного мирка семьи, бросили в многолюдный и шумный мир, где все пугало его своей необычностью.