— Ой, я так не умею.
— А ты попробуй. Так. На голову, и прогибайся, да не бойся, ты же спишь. Вот, молодец! Отжимайся в мостик и вставай на ноги. Угу. А теперь назад в мостик и ноги вверх, перекидывай. Выпрямляйся. Намасте.
— Ух!
— Вот такими должны быть комплексы. Вихрь вперёд, вихрь назад. И уже на вихрь ты нанизываешь подходящие асаны. Земля — опора, — он похлопал меня по заду, отчего у меня там что-то прямо пронзительно засвербело, — вокруг неё вращается небо. — Он похлопал меня по макушке. Всё тело стало невесомым, а ноги ватными, и я шлёпнулся на землю. Ага, землёй на землю. — Вперёд — день, назад — ночь. Берёшь — отдаёшь. Ещё больше берёшь — ещё больше отдаёшь. Понял? Ты чего плачешь?
— Что?
— У тебя слёзы текут.
Я прикоснулся к щеке, она была мокрой. От удивления я проснулся. Глаза были мокрыми и наяву.
Потом я схватил тебя, Дневник, и стал всё записывать, пока не забыл. А то нужное всегда забывается, а всякие ужасы — ни фига.
Странное имя — Сивая. Вроде парень был, а имя женское. Может, он, как Тёмный, и мужчина, и женщина одновременно? Надо будет спросить, если ещё раз приснится.
— Бабаджи!
— Амитабха?
— Спасибо, Бабаджи!
— Ом на ма Сивая!
— На чём Сивая?
— Иди уже комплексы свои делай.
— Спасибо, Бабаджи.
— Иди, родной.
— Сивая, это ты?
— А ты?
— Что я?
— Ты — это ты.
— Кто?
— Ты.
— Не знаю, наверное, я — это я, а кто же ещё?
— Не знаю, тебе виднее.
— А тебе?
— Для меня все вы я, которого нет.
— Сивая, а ты парень или девушка?
— А как хочешь?
— Не знаю.
— Вот и я не знаю. Как узнаешь, приходи, пообщаемся.
— Мне кажется, что ты парень, только имя у тебя женское, но такое бывает. Вот меня во сне иногда Сашей зовут, но и девочек так зовут. А вообще-то я Ян.
— Яян, а Амитабха кто? Где Амитабха? Что молчишь, во сне уснул? Или проснулся?
— А правда, где, кто Амитабха и кто Саша?
— Ага, кто девочка и кто мальчик?
— Я мальчик.
— Я ещё тогда понял.
— Когда?
— Когда Амитабха был.
— А-а.
— Так, мальчик Ян, исчезни.
И мальчик Ян исчез.
— Ты чего опять плачешь?
Но некому было ответить. И я не проснулся. Вернее, проснулся, но только утром.
— Сивая!
— Опять ты.
— Не знаю. Ты мне не рад?
— Нет.
— Почему?
— Ты сам себе не рад. Ты как рана, которая никак не заживёт. Болит и болит.
— А ты можешь мне помочь?
— Я помогаю.
— Спасибо.
— Опять ты плачешь.
— Я не виноват.
— Никто не виноват. Но все хотят прощения.
— Мне не нужно прощение. Я не виноват. Это тело, оно само.
— А ты кто?
— Я не знаю.
— Так чего мучаешься?
— Я не знаю.
— Тогда перестань. Хватит расковыривать, иначе не заживёт.
— А что мне делать?
— Живи.
— Как?
— Вольно, смело, отпусти и взлетай. Ты ведь понимаешь, ты знаешь.
— Да.
— И привет тебе от Картикеи. Он помнит и любит тебя. Славно вы тогда бились.
— Картикея.
— Да, Картикея.
— Картикея — это тоже я?
— Можно сказать и так, вы всегда были как одно целое.
— Я чувствую его в своём сердце.
— Иди, и чтоб больше я тебя не видел. Да, и кончай мясо жрать!
— Хорошо, учитель.
— А вот за учителя получишь. Ага, сам учить будешь!
Перестал есть мясо. Мама иногда пытается подсунуть, но меня от одного запаха тошнит. Даже омлет не лезет. Как подумаю, что это жареные куриные яйцеклетки, сразу воротит. Почему я раньше не понимал, что мясо — это часть трупа животного? Почему поедание трупов не казалось мне омерзительным?
Чёрт меня дёрнул рассказать во дворе, что я йогой занимаюсь! Приходил Коля, просил его научить. Хочу, говорит, в лотос сесть.
— Да я сам еле сижу!
— А я вообще не сижу.
— Ну и зачем он тебе?
— А тебе?
— Блин, это же с тобой с самого начала надо заниматься!
— Повторение — мать учения.
— Колян, я тебя убью! Ну чего ты смотришь, иди на фиг. Не хочу я никого учить!
— Тебе что, жалко показать?
— О господи! Ладно, сам напросился. Будет всё болеть — не жалуйся!
Тело — это тюрьма, полная тёмных страстей. Люди дали им оценку, и мне надо от неё избавиться. Пока оцениваю, я не смогу принять, не смогу полюбить своё тело таким, какое оно есть, а значит, не смогу освободиться. Практика в любви к телу, в его раскрытии, в преображении тьмы внутренних ограничений в свет безграничной свободы и чистоты. Я смогу полюбить своё тело, я буду прислушиваться к нему и познавать, я сделаю его своим другом, потому что кроме него у меня больше ничего нет. Оно единственный инструмент, на котором я могу играть, и я принимаю этот дар. Придёт день, и оно засияет так же, как моё осознание. Тогда решётки и стены исчезнут, падут границы, и тот, кто томился внутри, наконец-то обретёт покой, растворившись в океане Света.
Но как же тяжело всё время помнить об этом!
В одном из сновидений повстречал карлика. Он учил меня видеть ауру и летать. Однажды он подвёл меня к красной кирпичной стене и сказал, что в ней есть жизнь и я должен почувствовать, увидеть её. Я встал в нескольких метрах от стены, смотрел на неё и через какое-то время увидел алые пятна. Я решил приблизиться и ощутил исходящие от них волны силы. Они противодействовали мне, относили назад. Я никак не мог коснуться рукой этих пятен. Потом я подумал, что если бы умер, то, возможно, смог бы прикоснуться к жизни в стене. Но я боялся смерти. Это было ужасное паническое чувство, что когда-то меня не станет, а мир будет существовать дальше, но уже без меня. Всё детство я боялся умереть, именно этот страх мешал моему движению вперёд. Карлик сказал, что для того, кто развивается, остановка на чём-то одном — это хуже всего, потому что при этом происходит потеря осознания себя и мира. В следующее мгновение он, корчась, упал на землю у стены, а затем его тело замерло и расслабилось. Я понял, что он умер. Я смотрел на него мёртвого и познавал смерть. Смерть карлика словно исчерпала мой страх перед ней. Посмотрев на стену, я увидел, что алые пятна сложились в слова: «Смерти не существует». Я проснулся с ощущением совершенного, неведомого ранее спокойствия. Карлика в сновидениях я больше не встречал, но зато я навсегда избавился от страха смерти, поняв, что я вечен.
— Сивая!
— Маленький агхори.
— Я всех разрушаю, я как смерть.
— И очищаешь.
— Я полон тьмы.
— И любви, превращающей её в Свет.
— Я бесчеловечен, а мальчишки липнут ко мне. Чему я их научу?
— Быть собой.
— А что значит агхори?
— Это значит, что в тебе больше нет страха.
— Это так. Я люблю тебя.
— Я знаю, маленький агхори. И принимаю тебя. Отпускай.
— Я твой.
— Я — ты.
Купил книгу по ритуальной магии. Попробую теперь ещё каббалу практиковать.
Сделал магические инструменты для контроля стихий. Пентакль для управления землёй, из купленной в магазине деревянной чаши. Я покрыл её изнутри лаком, который посыпал песком, а затем всю её разрисовал масляными красками соответствующими знаками и надписями. Чашу для управления стихией воды, из пластиковой бутылки. Огненную булаву из кия от детского бильярда. Старый кухонный нож с самодельной ручкой из картона, для управления воздухом. Развесил в комнате магические знаки и соорудил из картона чёрный алтарь. Выпросил у мамы чёрный шёлковый халат. Будет моей мантией.