Я улыбнулся, мы вновь подумали об одном и том же.
— Она придёт, я знаю.
Она пришла и в этот, и в последующие дни. Она стала частью нашей компании. Сначала мы встречались только на пляже, но потом она начала приходить в наш двор с самого утра и вместе с ребятами ждала, пока я закончу заниматься, чтобы вместе ехать на озеро, в лес или колесить по разным дорогам, искать интересные места. Такие, например, как старая плотина на реке, через которую я проплывал, сбежав из интерната. Сидеть на железных цепях и поднимать тучи брызг, болтая ногами в быстротекущей воде.
Бывало, мы лежали в лесу, полностью скрытые в высоких травах, и, отзываясь на пульсацию сил, поднимающихся из земли, льющихся с неба или звучащих в наших сердцах, начинали ласкать друг друга. Скользили руки, соприкасались, изгибаясь, тела, безудержной радостью выхватывая мир из мрака времён, запечатлевая в мгновениях — вспышках. Чтобы лечь на сетчатку глаза, узором трав на кожу тела. Юным и безмятежным счастьем в чистые сердца. Мы любили друг друга этим волшебным летом, первым летом после стольких лет несвободы. Мы забывали обо всём, полностью выпадая из той мнимой жизни, что, как болото, стояла в городе. Мы бежали из него, смеясь и предвкушая мгновения счастья, что открыто дарили друг другу. Мы уже не могли представить, что раньше нас было только трое. Ливила вошла в нашу жизнь, наполняя её неутолимой страстью — когда кожа горит от пожара, а прикосновения вызывают приятные мурашки, что прокатываются по телу. Пальцы столь чувствительны, что ощущают не только шелковистость кожи, но ещё запах и цвет, и всё это сразу ощущается и переживается всем погружённым в блаженство телом.
Кончиком языка скользить, огибая. Руками вбирать ощущения. Безудержной лаской сливаться с дыханием. Губами к губам, вдыхать, забывать. Быть твёрдым внутри, проникать в эту нежно-упругую мякоть. Сочиться истомой открытых сердец. Пожирать друг друга без возможности утолить голод, пить, не напиваясь, наслаждаться, не переходя грани безумия. Разрывать сердце, отдавать куски в её руки и не ведать забвения. Неутолимая страсть, сжигающая изнутри душу. Холодной водою остудить разгорячённые лица и смотреть обречённо друг другу в глаза. Безмолвное пламя, и опять в объятия друг друга со слезами на глазах. И никакие преграды не могут выдержать, они рушатся, падают, полыхает огонь, сжигает тела в ненасытных движениях, в упоении слитые. И уже залезая в души друг к другу, забираясь полностью, как в оставленный кокон, обращаться назад в безмолвное время и рождаться в забвении прожитых дней. Вынимать из глубин тёмное пламя страсти, что наполнит глаза синевой небес.
*
Весь день Марк ходил и просился ко мне с ночёвкой.
— Зачем? — спрашивал я.
— Мне хочется, — говорил он.
— Почему?
— Надо.
Я не разрешал.
Уже вечером, после очередных препирательств, мы сидели на лавочке. Я был по-настоящему зол.
Как можно быть таким настырным, думал я, и тут Марк в отчаянии сказал правду.
— Я ещё ни разу не ночевал у тебя. Мне хочется поспать с тобой, чтобы ты был рядом. Понимаешь? Хочу уснуть, чувствуя тебя рядом.
— Я от тебя с ума сойду, — обречённо сказал я, а Марк засиял, поняв, что я наконец-то согласился.
— Я дядю уже предупредил, он не против.
— Какой же ты всё-таки… — сказал я, поняв, что он с самого начала знал, что я уступлю.
— Я хороший, а ты добрый.
— Поговори мне ещё.
— Всё, молчу… А мы на лоджии спать ляжем?
— Да.
— А навес от комаров будем делать?
— Будем.
Из тюлевых занавесок мы соорудили целый шатер и легли. Снаружи обиженно звенели комары. Марк долго ворочался и толкался, устраиваясь. Наконец затих. Я лёг на бок лицом к нему и уже стал проваливаться в сон, когда почувствовал, что Марк, слегка касаясь пальцами, гладит мою руку. Сна как не бывало. Зачем он это делает? Ничего не говоря, Марк развернулся ко мне спиной и придвинулся вплотную, а затем забрался под руку. Обнял её ладошками и прижал к груди.
Я прислушался к себе. Его прикосновения не вызывали отторжения. Они были чисты, естественны и невинны. Через какое-то время его пальцы расслабились, он уснул.
Мне же спать совсем не хотелось. Я мог убрать руку, но не убрал, потому что почувствовал, что мне хорошо с ним рядом. Словно я защищал маленького спящего мальчишку, дарил своё тепло. Марк тихонько сопел во сне, а во мне вдруг зазвучали слова: «Ты такой же, как Антон. Пользуешься его одиночеством. Заставляешь любить себя, прорастаешь гнилью в его живое и чистое сердце».
Я высвободил руку и отодвинулся.
Неужели моё сердце потеряло чистоту? Почему я смотрю на Марка через призму отношений с Антоном? Ведь я верил, что освободился от него.
Я выбрался из-под навеса и ушёл в комнату.
«Ты стал таким же, как я, — шептал в голове Антон, — теперь ты понимаешь, что я чувствовал, обнимая тебя, такого маленького, такого беззащитного и трогательного в своей естественной детскости?»
Я чувствовал, что, если это не прекратится, я точно сойду с ума. Почему он никак не оставит меня? Ведь я простил его, простил. Я сидел на полу, вжавшись в угол, и плакал. «Ведь иногда ты хотел оказаться на моём месте, — шептал на ухо Антон, — а один раз даже предложил, и я расквасил тебе губу».
А потом пришёл проснувшийся от того, что ощутил во сне моё отсутствие, Марк и спросил, почему я не сплю, почему ушёл от него.
А я, закусив губу, молчал, не в силах выдавить из себя ни слова. Тогда он сел рядом и склонил голову мне на плечо.
— Что с тобой происходит? Расскажи, я ведь чувствую, что тебе больно. Это из-за меня? Тебе не хочется со мной возиться?
— Нет, Марк, это не из-за тебя. Ты… Я боюсь причинить тебе боль.
— Что бы ты ни сделал, это не причинит мне боли.
— Ты не понимаешь… Иди, ложись спать.
— Без тебя я никуда не пойду.
Мы вернулись вместе, легли и сразу заснули. В небе сверкали далёкие звёзды, а в траве трещали сверчки.
Во сне кто-то или я сам мучил себя, задавая одни и те же вопросы: «Сможешь ли ты сдержаться и не перейти грань, которую чувствуешь? Но откуда тебе знать, что ты сможешь ощущать её и дальше, что твоё сознание не сдвинется, погружаясь в пучину безумия, что постоянно плещется у ног? Что станет тогда с Марком, в кого ты превратишь его, переплавляя саму суть в своей силе? Ты же видишь, как пеленаешь его в узоры. Защищаешь? От защиты до пленения — полшага. Сможешь ли ты не совершить его и устоять на краю пропасти? Устоять на краю любви, над пропастью обоюдного рабства?» «Я скорее умру, чем причиню Марку боль». «Тебе надо вспомнить Тёмного, его тело, тогда многое встанет на свои места и объяснится». «Тёмного? Кто он?» «Думаешь, не только девушек, но и парней просто так влечёт к тебе?»
*
Приближался сентябрь.
Грозовые тучи накрыли небо с самого утра, поэтому мы сидели в подъезде и играли в тысячу. Появилась промокшая насквозь Ливила. Мы зашли ко мне. Она вытерлась полотенцем и надела мою футболку с шортами. Я всё время молчал. Глядя в глаза, она спросила:
— Марк завтра уезжает?