А потом мы слились в одно целое, и больше не было ни его, ни меня, только вечное и единое сознание, наполненное первозданным мраком. И являясь целым, мы открыли в этом первозданном мраке дверь. Тёмное сияние хлынуло в нас и кипело внутри, как чёрная расплавленная смола. Боль освобождения, сладостная и желанная, пронзила бытие.
— Тёмный, — прошептал я, чувствуя, как меняется его тело, обретая свою истинную двуполую природу.
Вибрации любви становились всё тоньше, уходя за пределы диапазона восприятия, что был мне доступен. Я переходил через грань прежних чувств и пребывал за их пределами в бесконечных состояниях любви и жизни.
Моя нежность сочится из пор,
Срывается с ресниц, когда моргаю,
Через прикосновения с пальцев течёт,
Губами к губам, дыханьем в дыханье.
Я пеленаю себя в неё,
Окутываю того, кто рядом,
И, словно куколка в коконе своём,
Мы в нежности пребываем.
И, прорвавшись сквозь нежную боль,
Расправив единые крылья,
Срываемся в волшебный полёт
Над нашим миром.
— У тебя остался месяц, — сказал Тёмный.
Сердце в груди остановилось, и мороз пробежал по коже.
— Почему?
Ужас сковал меня.
— Ты уйдёшь.
— Никогда.
— Ты уйдёшь, — повторил он.
— Не говори ничего, мы здесь и сейчас, месяца и того, что будет за ним, не существует. Я люблю тебя.
— И я люблю тебя.
*
Шли дни, а состояние любви становилось постоянным внутренним бытием сознания.
Однажды я сидел в комнате один и что-то менялось, словно Дом вокруг меня оживал. Сознание охватывало стены, коридоры, небольшие комнаты, сад, играющих в мяч детей, Тёмного, что сидел под деревом и сосредоточенно смотрел в сторону дома. Волна осознания коснулась его, охватила и устремилась дальше. Я вобрал в себя всё волшебное место, но любовь была безгранична. Она вышла за пределы сада, и я увидел мир, о котором уже почти забыл. И слёзы побежали из глаз, когда я понял, что время пришло.
— Пора, Тинк, — сказал Тёмный, и тоска сжала душу.
— Тёмный, но почему так, разве нельзя иначе?
— Нет. Только вернувшись, мы сможем вернуться.
— Я не понимаю.
— Ты поймёшь. Просто запомни, что, только вернувшись, мы сможем вернуться.
— Я запомнил.
— А теперь иди, Виктор проводит тебя.
Я ушёл.
Тёмный сидел в своей комнате, по его щекам катились слёзы, но он улыбался.
Мы когда-нибудь ещё, быть может,
Увидим друг друга лица.
Навсегда…
Нам не забыть это время,
Когда были одним.
Тогда…
Дни, проведённые вместе,
В тишине и счастье любви.
Одни…
Никогда нам не быть уже прежними,
Но когда-нибудь вновь будем вместе
Мы.
Я поднялся по ступеням лестницы, сердце учащённо билось. Я прошёл через двор, открыл дверь и вошёл в дом. Работал телевизор.
— Это ты, Алёша? — раздался мамин голос.
— Да, я пришёл.
— Ужин на столе.
— Хорошо, мам.
Я разулся, прошёл в зал, обнял и поцеловал маму. Она сначала удивилась, а потом, улыбнувшись, взъерошила мне волосы и, окинув взглядом, сказала:
— А ты подрос, возмужал. Скоро за тобой все девчонки бегать начнут.
— Да ну, мам, — улыбаясь, сказал я и махнул рукой.
— Хочешь поехать летом на море? Думаю, возможность будет.
— Да.
— Вот и хорошо, а теперь иди кушай.
Я с ногами залез на табуретку и стал уплетать вкусный борщ. Я никогда ещё не ощущал такой тёплой атмосферы в нашем доме.
Мир, рождённый мною.
Мир, пришедший ко мне.
Я сотру из тебя своё горе.
Я уберу боль из дней.
Я напою тебя любовью,
И оживём мы с тобою здесь.
Я не заметил, как пролетел учебный день. Я был в коридоре среди шумной текущей к выходу толпы, когда меня схватили за плечо. При этом я услышал голос Булочкина.
— Куда это ты направляешься?
Не останавливаясь, с разворота, со всей силы, на какую был способен, я врезал ему кулаком в челюсть. Удивление с непониманием, а затем подступившие от боли слёзы наполнили глаза мальчишки.
— Ты всё сказал? — спросил я спокойным голосом и, не дождавшись ответа, вышел из школы.
Мир плавился в моей безграничной силе, и никто не мог причинить мне боль или страдание. Я знал, что Булочкин и Костик уйдут из моей жизни. В классе появятся новенькие, с которыми я подружусь, и они будут любить меня и всё будет хорошо, кроме одного — в этом мире нет Тёмного и других детей Любви. Нет Дома и сада, которых я никогда не забуду.
Где-то очень далеко,
На окраине всех земель,
Где-то очень далеко,
Куда не ведут дороги,
Я стою у моря,
Вдыхаю воздух его
И знаю: ты ждёшь,
Но сам не придёшь.
Взгляд, устремлённый вдаль,
Глаза, иссушенные ветром.
Сердце притаилось,
Чтоб только не ранить меня.
Ты не придёшь, я не забуду,
И звёзды в наступившей ночи
Ответят мне нежностью,
Схоронят до утра,
Чтобы любовь жила.
О ночь и шум волн,
О лёгкий ветер и тёплый песок,
Вы со мной, вы всегда со мной,
Но почему так часто не хватает
Его любви, его прикосновений,
Его дыхания, соединённого с моим?
Я лежу, в небо смотрю
И понимаю всю безнадёжность.
И ветер летит, чтобы ласкать меня,
И звёзды несут свет сердцу.
И Мир окутывает любовь и говорит:
«Спи, маленький, спи,
Завтра взойдёт солнце».
*
Мне было шестнадцать, когда весной я сидел на лавочке в парке и наслаждался пробуждающейся природой. Маленькая девочка подошла ко мне.
— Я потерялась, — сказала она. — Ты отведёшь меня домой?
Я посмотрел ей в глаза, и бесконечный свет затопил сознание, смывая тусклую пелену с восприятия. Я улыбнулся и взял её за руку.
— Как тебя зовут? — спросил я.
— Света.
— А меня Тинк. Где твой дом, Света?
— Слушай сердце, и ты найдёшь его, — ответила она.
И я пошёл, слушая сердце и смотря в ясные сияющие глаза девочки. Мы шли довольно долго. Шли через пустыри и заброшенные дворы, продирались сквозь заросли колючих кустарников, но вот наконец оказались в очень знакомом саду.
На ступенях, что вели на веранду, сидели, взявшись за руки, парень и девушка.
Тёмный и Ливила совершенно не изменились.
— Мама, папа, мы пришли! — радостно крикнула Света.
— Вот они и вернулись, — сказала Ливила, подхватив на руки смеющуюся девочку.
— Вот ты и дома, Тинк, — сказал, глядя в мои счастливые глаза, Тёмный.
— Да.
Я вернулся домой, и вновь любовь обняла нас, а мы друг друга, и я почувствовал, как кто-то рождается из меня.
На краю сада, в сияющем круге Гран воплощался Крид.
Хочу, чтобы стало легко.