— Да госпожа…
Рыжая презрительно плюнула и рыкнула:
— Таким умирающим тоном не отвечают! Вообще какое у меня окружение — одни трусы и предатели!
Маугли дерзко заметил:
— Да плюнь ты на Борьку! Давай лучше я принесу тебе сколько угодно жертв!
Рыжая дьяволица весело рассмеялась и кивнула Борису:
— Видел недоносок! Тут и без тебя есть люди способные показать высший класс, в деле принесения в жертву! А ты только рассказики штамповать умеешь!
Борис неожиданно для себя завелся:
— Да я готов убить тысячу людей! Да хоть сто тысяч!
Рыжая чертовка расхохоталась и, оскалив клыки, приказала:
— Вот мы все трое пойдем на охоту!
Борис тяжело задышал… Опять началась морока, и когда этот маразм окончится!
Рыжая подпрыгнула, хлопнув босыми подошвами и приземлившись, заметила:
— Сейчас мы за ночь должны прикончить двенадцать человек. Так что поторопитесь!
Жертвоприношение может закончиться плачевно, но рыжая действовала уверенно. Шестеро мужчин обильно бухали, опорожняя бутылки и бросая их прямо на асфальт. Да чутье у воплощения «Бога Рода» просто сверхъестественное. И она нашла жертвы. Маугли тоже занимался единоборствами и успел всех опередить. Как двинет ближайшего пьяницу ногой по затылку. Тот и полетит вверх тормашками.
За ним в бой вступила рыжая дьяволица — врезав коленом мужику в подбородок, и резанув кинжалом по горлу. Последним двинулся в схватку Борис. Ему эти убийства уже осточертели, до козликов. Но тоже ударил пьяньчугу в пах, и пустил в ход кинжал. Трое хорошо подготовленных бойцов, против шестерых пьяниц — не самое плохое соотношение сил для нападавших.
Борис подумал: как это все уже приелось… Но вид крови пробуждает убийственный инстинкт. Он машет ногами, и поводит вертушку. Попадает в висок. Затем удар кинжалом в глаз пытающего атаковать его пьяницу. Тоже неплохо! С одного тычка убил! Маугли пока кинжал в ход не пускает. У него еще много мальчишечьего азарта, хотя лет не меньше двадцати пяти. И дерется пацан хорошо, бьет руками и ногами.
Борис же старается закончить быстрее и пускает в ход кинжал. А рыжая дьяволица предпочитает отрывать головы.
Вот они оставили после себя шесть трупов. После чего последовал традиционный поджог тел, и убирание следов. Огней на Утрише горит много, а пьяных оргий еще больше. Так что уничтожение успешно проходит. И никаких практически следов.
Потом триумвират продолжает движение. Все три бойца на себе носят только плавки. Рыжая трясет мощной грудью. Уже ночью тепло, и хорошо.
Борис спросил у дьяволицы:
— Ты, наверное, знаешь заранее, когда можно совершить убийство?
Рыжая уверенно ответила:
— Никакой мистики! Только точный расчет!
Маугли прорычал:
— В Греческом зале мыши белые! У нас же красные кинжалы!
Рыжая воительница просипела:
— Да будет так!
Следующая группа состояла из двух пьяниц. Борис и Маугли тривиально отрубили их ударами по затылку. Затем прирезали. Маугли даже облизнул лезвие кинжала языком и прошипел:
— Как это здорово! Я есть самый настоящий убийца!
Рыжая кивнула:
— Да ты настоящий звереныш, не то, что слабак Борька!
Маугли прорычал словно Кинг-Конг:
— Я супермен! И джентльмен!
Борис с выражением отчаяния, в котором мука умирающего заката промычал:
Рыжая свирепо крикнула:
— Не разводи антимоний! Еще четыре жертвы и вы до конца месяца свободны!
Действительно дьяволица обладала сверхъестественным чутьем. Вот прошли всего пятьсот метров, и опять трое пьяниц. Каждый выбрал свою жертву — сначала вырубил, затем заколол. После последовало сжигание.
Теперь осталось прикончить только одного мужика. Сама рыжая похоже тоже не любила убивать женщин и детей. А что мужчины — их и так слишком уж много. Куда больше чем хотелось, и чем нужно планете Земля.
Но вот последняя жертва должна быть по мнению рыжей ростом выше двух метров ростом. И её еще следовало поискать. Борис снова ощутил в себе страх. Вероятность быть пойманными возрастала. И чего эта дьяволица мутит воду. Великана ей подавай. Все равно с Жириновского оппозиционер, что с фекалий пуля. Тут уж ничего не попишешь — не рожден человек быть оппозиционером. Так ради чего лить кровь. Нет, маньяк не он, а она! А Маугли так и не повзрослел. В нем остался злой подросток, хотя лет уже двадцать пять, а может и больше.