-
-
- - Роджер:
-
Через два часа я был в штабе братства. Крики Энастении были слышны ещё в коридоре.
- Парень, я припру вас к стенке! Вы всю защиту потеряете!
О моём появлении доложили, и генерал, всё это время терпеливо выслушивающий вопли, сразу оживился:
- Сейчас всё разъяснится. Я вызвал человека из штаба разведки, сейчас он обо всём нас проинформирует.
Энастения развернулась как раз в тот момент, когда я входил:
- Роджер?
- Добрый день, ами. Здравия желаю, генерал.
- Паук, тут ами обвиняет нас в нападении на её порт. Что говорят в вашем ведомстве по этому поводу?
Я кивнул, повернулся к Энастение:
- Могу заверить вас, ами, что, конечно, ни к какому нападению на ваш порт мы просто не можем иметь отношения. Но я прислан узнать у вас все подробности, чтобы совместно разобраться в этом деле, – снаружи я улыбнулся. Внутри захлебнулся горькой волной презрения к себе. – Генерал, где мы с ами Энастенией могли бы спокойно обсудить подробности этого дела, не отвлекая вас от работы?
Генерал усмехнулся:
- Прямо и налево по коридору.
Я махнул Энастение, приглашая следовать вперёд. Назвать выражение её лица «ошарашена», было бы очень слабым определением. Она была просто в ауте от моей бравады.
Комната представляла собой малый зал для совещаний.
- Ами, у вас есть какие-то конкретные факты, позволяющие обвинять Даккар?
Энастения, наконец, очнулась:
- У меня есть мотив и ваши довольные физиономии! И я не оставлю этого просто так!
Я усмехнулся: она решила использовать на мне ту же тактику, что и с генералом? Нападать? Ну, посмотрим.
- Конечно, давайте, объявите, что даккарцы на вас напали. А я выйду и скажу, что мы этого не делали. Как вы думаете, кому поверят на слово?
Энастения резко захлопнула открытый было рот. Даккарская честность имеет такое свойство – даже самым отпетым головорезам-даккарцам верят на слово.
- А ещё я могу сказать, что я буквально пару недель назад по-дружески, даже можно сказать, по-родственному, – Энастения скривилась, – предлагал вам защиту в лице даккарской армии. Бесплатно. Просто за право дозаправляться в вашем порту. Так себе услуга с вашей стороны. Но я ведь не о выгоде думал, а о бедных неолетанских детишках, живущих на этих планетах, неприкрытых никакой реальной военной силой. Даже не могу предположить, почему вы отказались от моего предложения. Из гордыни? Из скромности? Из глупости? Ваши подданные тоже будут теряться в догадках.
Энастения скрипела зубами:
- Роджер, ты всегда был такой язвой или от Марики нахватался?
- Я с ней поделился!
- Я не идиотка, пускать на свою планету ваших головорезов!
- Ну, значит, через пару месяцев эту вашу планету бандиты просто по кирпичикам разнесут.
- Угрожаешь?
- Предупреждаю о вероятностях.
- Тебе не стыдно нападать на планету с детьми?
- А вам подвергать планету такой угрозе?
Энастения, устало, опустилась в кресло. Я поднялся, придирчиво, осмотрел бар.
- Есть кофе средней паршивости. Будете?
- Ты предполагаешь столь долгую беседу?
- Если я не договорюсь с вами сегодня на каких-нибудь условиях, завтра планетки может уже не оказаться в живых, а мне, действительно, жутко жаль этих чумазых детишек и перепуганных женщин.
Я налил в чашки кофе.
- Вы же умеете использовать ситуацию, ами. Придумайте условия, на которых вы можете пустить наши корабли.
- Они же разнесут мне там всё!
- Давайте посадим у вас там командира поорденоносней, он будет рулить порядком. Объявим там минибазу. Дадим ему маленький отряд…
Сказать, что я ощущал себя грязью, последним дерьмом, ничтожеством, не достойным даже носить имени воина – значит, ничего не сказать. Я был сам себе противен, отвратительно запачкан, без возможности отмыться. Ложь!
Энастения уже успокоилась. Усталая, она что-то разглядывала в чашке, обречённо теребя собственный пояс.