— Анна, ты нуждаешься в медицинской помощи. Давай, я хотя бы перевяжу раны, — окликнул меня Антон.
— Нет, док. Спасибо. Со мной все будет хорошо, — не оборачиваясь, ответила я и, хлопнув дверью, вышла в темный коридор. Возникла у меня одна бредовая мысль, и я торопилась ее проверить. Остановилась. Подождала несколько тягучих секунд.
Дверь не открывалась. Тритос остался в комнате.
Бред, конечно, но, кажется, иной действительно выполняет мои просьбы. О причине этого странного явления не хотелось ни задумываться, ни думать. Остался и славненько. Надеюсь, они о чём-то полезном там договорятся. А мне хотелось скорее оказаться в той ничем не примечательной квартире и, наконец, убедится в том, что с Катей и ее дедушкой все в порядке.
Ощущая на себе несколько десятков пристально следящих за мной взглядов, прошла через холл первого этажа. Меня молча пропустили и, едва я покинула здание, тут же закрыли за мной дверь.
Звук задвинувшегося засова живо напомнил мне тот первый раз, когда я оказалась здесь и стала свидетелем эпизода с тритосами, которые забирали очередную партию людей. Тогда я впервые, после его попытки убить меня, увидела Вархаэриуса. Вот так в живую. Наконец, убедившись, что он не плод моего воспаленного воображения. Хотя я его видела и до этого… в том колодце… как он его назвал — колыбель души, кажется. Сознание запестрело воспоминаниями — моими собственными всплывающими обрывками, и теми, которые мне показал Дмитрий.
Вархаэриусмечом обрубающий светящиеся канатыпронзающие мое тело… Его лицоискажённое гримасой боли и ненависти… и слова…
(Ты не сдохнешь здесь! Ты меня понял?! Выживи, и я приду к тебе, чтобы ты смог отомстить мне. Я приду к тебе сам…)
Эти слова яркой вспышкой взорвались в самом центре моего затуманенного разума и острыми осколками, звон которых породил тысячекратно отраженное эхо, вонзились в живое мясо, в тех местах, где плоть соприкасается с душой.
Больно… с чего бы это?
В сырой темноте ночи, в которой сейчас метался ветер, бездомным псом бившийся об обшивку брошенного космического корабля иных, сложно было не потеряться в своих мыслях. Я на автомате обходила трупы пришельцев, стараясь не поскользнуться в очередной луже крови. До чего же странное существо — человек. Способен приспособиться абсолютно ко всему. Даже к смерти.
Я преодолела почти половину пути, когда пошёл дождь. На удивление, теплый и сильный. Такой, когда не можешь даже вздохнуть, без мысли, что вот-вот захлебнешься. Дождь был как нельзя кстати. Остановившись на одной из крыш безликих городских полуразрушенных высоток, сложила свои вещи в кучу и, отфыркиваясь, смыла с себя корочкой налипшую загустевшую кровь. Не поленилась раздеться донага. Струи воды, срывающиеся с разверзшихся небес, с болью сдирали с кожи чужую смерть и грязь этого полуразложившегося мира.
Жалко, что дождь не способен содрать всю кожу и плоть с моих костей, чтобы отмыть их добела от всех горьких воспоминаний, что насквозь пропитали мое тело. Я никогда не хотела становиться такой — полумертвым напоминанием о человеке, которым я когда-то была. Но ещё до встречи с Вархаэриусом, я успела отказаться от себя.
(Мама, кажется, твоя дочь никогда и не жила.)
В груди полыхнуло, и ночь осветилась синим. И свет этот был не в моей голове, он вырывался из раны в моем теле и освещал залитый дождём город. Мертвый город…
Я ощутила нездоровое родство с этим умирающим миром. Мы сравнялись. Внешний мир и мой внутренний — теперь идентичны.
Хотелось орать во всю глотку.
Был ли смысл у всего, что я когда-либо делала?
Должен ли он быть вообще?
Существование всего человечества — лишь плод ошибки древних и бездушных существ…
Может стоит признать их право на нашу жизнь и перестать искать смысл там, где его быть не может?
Но я засунула эти свои мысли поглубже и, одевшись в насквозь промокшие вещи, подняла свой меч, он тут же засветился синим.
Душа планеты…
Сцепила зубы и, собрав в хвост мокрые тяжёлые волосы, оттянула и уже поднесла к ним сияющее лезвие с намерением отрезать раздражающие вечно грязные лохмы.
Но вдруг вспомнилось то ощущение маленьких детских ручек на моих волосах, заплетающих мне косу, и рука, держащая меч, бессильно повисла. Металл противно заскрежетал по бетону.
Нужно идти.
Вторую половину пути преодолела налегке, предчувствуя возвращение в то место, где меня ждут. Грязь смыл дождь. Ненависть и злость сгорели в огне, полыхающем в моей груди, или, может, их сожрал Темный Бог, затаившийся где-то в моем теле.