Из складок пышной, доходившей до полу скатерти смотрело острие арбалетного болта.
Запах усиливался.
Убийца остановился.
- Выходи, князь, - сказал он.
И Андро вышел.
Младший сын Ристо, семилетний Андро Улентари стоял перед Белой тенью, бестрепетно глядя ему в лицо. Старинные ножны отягощали пояс. Правая рука Андро сжимала арбалет, маленький, но вполне пригодный для убийства, сработанный для дворянских детей. На левой же руке, прямо на ладони, чернилами выведена была схема заклятия электрического разряда – и кожа под схемой дымилась.
- Стреляй, - предложил убийца, - я поймаю стрелу. Лучше сотри схему, иначе лишишься руки.
Андро молчал, раздумывая. Потом медленно положил арбалет и, не сводя глаз с вошедшего, с усилием плюнул на обожженную руку.
- Не следует готовить ловушки в комнате, где тебя нет, - сказал убийца, - если ты там есть. Из чулана есть ход на кухню, гувернантка пыталась сбежать, но не вовремя. Ее заметили. Окна соединяет широкий карниз. Ты прошел по нему в класс и придвинул к двери свою парту, а потом вернулся.
Андро, не шевелясь, смотрел в бледно-голубые глаза своего учителя.
- У тебя есть один способ выжить, - сказал тот.
- Да, - ответил Андро.
- Что – да? – усмехнулся убийца.
- Да, - повторил княжич Улентари. – Я стану тенью.
- Ты знаешь, что тебе предстоит?
В лице мальчика не было ни кровинки, но черты его оставались неподвижными, и сжатые в ниточку губы не дрожали.
- У меня есть один способ выжить, - сказал он.
Бесфамильный кивнул.
- Князь Улентари из этого замка не выйдет, - спокойно, уже не понижая голоса, сообщил он. – У тебя нет рода. Ты забыл свое имя. Ты – тень Кайсен. Ты понял?
- Да, - четко ответил мальчик.
- Хорошо.
Посланник Дома Теней, не торопясь, шагнул в коридор.
И в дверях развернулся.
- Но она умрет, - буднично заметил он.
Шелохнулись пышные складки скатерти, покачались и остановились. Метательный кинжал вошел пятилетней сестре Андро точно в левый глаз. Во время разговора с убийцей ее, онемевшую, одеревеневшую от ужаса, брат заслонял собой – но, направившись следом за тенью, открыл тому цель.
Андро застыл как вкопанный.
- Что с тобой? – спросил убийца.
…Княжич не вышел из своей детской.
- Он чрезвычайно не любит своих родственников, - сказала Эррет. – За семьдесят лет лично вырезал половину, но так и не смог их простить. Я его отчасти понимаю. Когда в собственный родовой замок можешь войти только ночью и через канализацию…
- Владея Пятой магией? – я приподнял бровь. – Полагаю, Великая Тень перемещается менее зловонными способами.
Эррет фыркнула.
- Он стал Великой Тенью не потому, что родился Улентари… хотя как посмотреть, – взгляд ее затуманился. – Князю сломали предначертанную судьбу. Он был из рода сильных, и он создал себе другую, не менее блистательную. Но ему до сих пор жаль той, сломанной.
Я не ответил. Налил в черный соус тенсакты и сосредоточенно размешивал, пока Эррет, уставившись в потолок, размышляла о чем-то. Судя по складке, залегшей между ее бровей, думала она о Лаанге. Я узнавал это выражение лица – смесь брезгливости с симпатией и опасения с насмешкой. Лаанга внушает весьма противоречивые чувства.
Подростком я много путешествовал по стране, частью по обязанности, частью развлечения ради. Времени на бесцельные странствия у меня не появится еще очень долго, и, вспоминая те годы, порой я досадую. Интересы мои переменились с тех пор. Удивительно, но в четырнадцать-пятнадцать лет политика, грубая повседневная реальность будоражила мой ум больше, чем красоты легенд и загадки истории. Я равнялся на отца, я еще не хлебнул с нею лиха, она была сопряжена с невыдуманной опасностью, и влекли меня высокомерные Восточные острова, негостеприимные Лациаты, хмурый Улен. Сейчас я предпочел бы побродить в тишине по раскопкам немыслимо древних городов на Севере или полюбоваться берегами великих рек.
Путь к Улену мы держали по воде. Уленакеста старше башен столицы, она строилась не для отрады глаз, а для удержания бунтующих толп: властители Улентари извека были строги с подданными. Черный замок возвышался над гладью озера, величественный и угрюмый, отражение его плыло по сумеречной зыби, и зажигавшиеся ввечеру огни дрожали на воде. Некогда Эртаи Великий одолел беспощадного соперника, сделав Улен частью Сердцевинной Уарры, но черные стены помнили о былой славе.
…Я представил, что навеки отлучен от серебряной Данакесты; ветер с Яневы не будит меня поутру, и фонтаны вздымаются не для меня, и звонкие струны-шпили вызванивают чужой гимн. Тягостная судьба. Кестис Неггел, Тысячебашенная столица, мирно дремлющая в объятиях рек… Пожалуй, я мог понять чувства Андро Улентари. «Я предпочел бы понимать его мысли, - признался я себе, обмакивая жука в соус. – Но это лучше, чем ничего». В самой далекой перспективе у нас с Эррет одна цель – мощь и процветание Уарры, только Эррет, порождению хаоса, безразлично, сколько крови прольется ради этого процветания и чья это будет кровь. Она сопровождает дом Данари, но с домом Данари случаются Весенние торжества. «Кайсен планировал уничтожить дом Улентари? – предположил я. – В отместку за то, что не имеет права на собственное имя?» Впрочем, мне невместно было разбираться в стремлениях сердца тени. Внутри шестого сословия интриги спутывались в неразъемный клубок, как хвосты «крысиного короля», и только бесфамильные господа могли в такой атмосфере дышать полной грудью.
За углом, на людной улице, рычали моторы, городской гомон нарастал, подобный шуму речной воды на перекатах. Привыкнув к гулу, я перестал его слышать; Эррет тоже погрузилась в раздумья, и происходящее мы заметили слишком поздно.
Нас, разумеется, охраняли; но стояли на страже бесфамильные и действовали они на свой лад. Вряд ли дети Дома Теней допустили промашку, не сориентировавшись вовремя: в их кругу взрослеют рано, да и важное задание не доверили бы неопытным агентам. То ли юнцы решили воспользоваться случаем и на деле выяснить, кто прав в вечном споре шестого сословия с армией, то ли просто получили соответствующий приказ.
Но тех, кто рвался внутрь, нелегко было остановить.
Раздался едва слышный хлопок, оконные стекла на миг полыхнули светом, точно в мостовую ударила молния, потом резко стемнело. Мы с Эррет разом вскинулись. Я машинально вычертил на столе «синего шершня», Эррет взялась за малую ручницу, припрятанную под плащом… Мы увидели гвардейца лишь тогда, когда он пал на колени и с разгону едва не проехался на них по полу.
- Государь!
Я вздрогнул.
- Пакет, - задыхаясь, выговорил парень и взялся за сердце, низко склонив голову.
Эррет выдернула конверт из его протянутой руки, разорвала, вперилась глазами в строки. Я сидел как непричастный, глядя то на нее, то на бледного как смерть рядового. Пальцы сами собой гнули обеденное копьецо в узел. Спохватившись, я бросил его и стер ждущего «шершня».
- Государю императору… - шептал гвардеец, глядя в пол, - сообщение… срочное, от аллендорской Ассамблеи магов… Ее Высочества Лиринии лично…
Эррет подняла лицо. Черты застыли в невозмутимой маске, глаза потемнели и растеряли лукавые огоньки.
- Государь, - отчетливо сказала она. – Принцесса уведомляет: план провалился, Воин Выси разбужен.
3.
В науке простейших приличий наставляют даже детей ремесленников и торговцев, но этот господин, определенно, и не слыхивал о правилах хорошего тона. Вероятно, они удалились шокированными, только узрев его угреватое рыло. Что там! Рассуждая о предметах, которые он осмеливался затрагивать, последний дурак понизил бы голос просто от страха: ведь рядом полно солдат и офицеров, как на службе, так и в числе зрителей. Можно с торжеств отправиться прямиком в холодную.
Лонси стоял, зажатый в толпе, потел и злился, волей-неволей слушая пустоголового крикуна. Ровным счетом ничегошеньки не видно было из-за голов, и еще обидней становилось от того, что под колени врезался край деревянного уступа. На уступе стояли стеной; чтобы подняться на него, требовались сила и бесцеремонность Оджера Мерау… какого беса опять вспомнился Оджер?!