Ему было одиноко, но не грустно, а спокойно. Потихоньку он возвращался душой в дом. Все, конечно, будет не так, как прежде, но это все же дом. Он улыбался.
— Господин, — послышался над ухом детский голос. Старший очнулся от спокойных, ленивых размышлений. Рядом стоял белокурый мальчик лет десяти, юный паж с королевским гербом на рукаве. — Ваш государь и отец просит вас поговорить с ним...
Старший поднял взгляд. Отец смотрел на него, чуть улыбаясь. Кивнул.
«Идем. Всем не до нас сейчас», — прозвучали в голове слова отца. Странно, прежде отец с ним так не говорил. Или он просто не слышал, потому, что не был обучен?
Принц встал, поклонился матери и последовал за отцом к низкой двери позади высоких сидений отца и матери, в маленький кабинет. Юный паж остался у входа.
— Здравствуй, — широко улыбнулся отец. — Здравствуй, наконец-то ты дома.
Старший молча бросился к отцу, и они крепко обнялись.
— Всего-то полгода тебя не видел, — странно мягким голосом сказал отец, — а уже стосковался. Но теперь все, теперь ты дома. Садись.
Они сели на подушки у низкого стола — по старинной традиции разговора только для двоих, дошедшей еще с Грозовых лет.
— Я еще никак не могу почувствовать, что я дома, — сказал Старший. — И...
— Я знаю, что произошло между тобой и братом, — спокойно сказал отец.
— Он рассказал?
— Нет. Вас видели. Он бы не сказал.
Старший опустил взгляд и покачал головой.
— Зачем ты не позволял нам видеться? Я... словно потерял его.
— Если ты думаешь, что сможешь как в детстве, вести его за собой на веревочке, то да, ты его потерял. Он стал другим. Теперь тебе придется завоевывать его, просто так он больше за тобой не пойдет. И это хорошо.
Старший изумленно, с какой-то обидой уставился на отца.
— Да, это хорошо, — продолжал отец. — Он всегда шел за тобой, не раздумывая. И в ту историю дурацкую вы вляпались именно потому.
— Нет. Нет, я тогда звал его от озера, но он же не послушался! Ты ошибаешься, это было не так!
— Это мелочи, главное, что он за тобой шел на совершенно безумные вылазки и всегда пытался потом взять вину на себя, хотя уж его-то вины тут было меньше всего. А ты считал, что так и надо. Теперь он сам по себе. Пойми, я хотел, чтобы он шел за тобой не слепо. И чтобы ты не был столь уверен в своей правоте и превосходстве, как раньше.
— Но все же ты мог брать его с собой, чтобы мы хотя бы раз в год виделись!
— Мог. — Отец рассмеялся. — Но я все ждал, когда же мои прекрасные сыновья условятся встретиться где-нибудь и сбегут каждый из своего холма? Но вы оказались на диво послушными!
Старший разинул рот.
— Но я тогда... после Провала... я хотел быть примерным сыном!
Король расхохотался.
— И это тоже хорошо. Ты научился смирять свое буйство. Хотя я предпочел бы, чтобы вы все же сбежали из дому. Однако, уважение брата тебе придется завоевывать. И дружбу его друзей. Ты — наследник, но пока это ничего не значит.
Старший кивнул. Ничего, скоро им придется стоять у Провала, там и скажется доблесть каждого.
— Постарайся завоевать их быстрее, Старший, — сказал отец. — Всего два года осталось. Нет. Молчи. Говорить об этом мы будем не здесь и не сейчас. Сейчас мы вернемся к гостям, и веселись. Надо думать о жизни, пока мы живем, и радоваться.
И всю ночь из холма доносились песни и смех, и музыка, и охотники Дневных, которым довелось заночевать в лесу, знали, что Ночной народ празднует по какому-то поводу. А, значит, поутру наверняка можно будет найти у пиршественных костров кубки, или кувшины, или блюда редкостной красоты, потому как знатные Ночные имеют обычай оставлять пиршественную посуду на месте пированья, если какое-то большое событие отмечают. Любопытно, что они сейчас празднуют там, в Холмах?
Теперь у каждого из братьев были свои покои, и Старшего отвели в новое его жилище. Тут были все его вещи и книги, и детские еще сокровища, на стенах висели гобелены из их общей с братом комнаты. Но все-таки это было совершенно новое, непривычное и еще не обжитое место. Это не было возвращением домой. Собственно, Старший был готов к тому, что многое изменится и будет непривычным, но уж слишком много для одного дня — брат, который уже не принадлежал только ему, новый и незнакомый, совершенно не схожий с тем, каким он был в письмах. Новые, незнакомые комнаты. Да и вообще все незаметно изменилось за эти годы. То, что казалось огромным, теперь казалось обычным, что было ярким и манящим теперь потускнело и уже не привлекало взгляд, как прежде. Да нет, просто он сам стал иным. Помнил Королевский холм мальчик, вернулся — молодой человек.