Смерть апостола Революции. Повесть
"...Идеалисты и пацифисты всегда обвиняют революцию в чрезмерности. Но такая точка зрения вырастает из самой природы революции, которая сама есть чрезмерность истории. Однако такие обвинения произрастают на почве отрицания революции, как таковой. Я признаю революцию".
Л. Троцкий
...Дом стоял на Венской улице и напоминал крепость. Фасад с высоко рубленными маленькими квадратными окнами, протянувшийся метров на тридцать вдоль примыкающей улицы, огражденный с двух сторон надстроенными лоджиями. Высокая металлическая ограда окружала просторный двор, вход в который охраняла сторожевая будка с дежурным охранником.
Дом был достаточно просторен, чтобы вместить жилые помещения и комнату охраны, которая после покушения, организованного Альфаро Сикейросом, увеличилась до пяти человек. Кроме того в доме была установлена охранная сигнализация. При нажатии на кнопку, допустим, в кабинете Льва Давыдовича включалась сирена. Три охранника контролировали металлическую решетку забора, два постоянно находились внутри дома.
Присутствие посетителей строго ограничивалось и строго проверялось охраной. "Наша маленькая крепость", - с гордостью говорил Троцкий и задумывался, сожалея, что погибший в Париже Левушка, мог бы жить здесь вместе с ними и тогда остался бы жив...
Засиживаясь иногда допоздна в гостиной с приехавшими из Парижа Альфредом Розмером, гостившим вместе с женой, Лев часто вслух сожалел о том, что не сберег сына. На все утешения он отрицательно качал головой. "Это моя вина..." - вздыхал он.
Зато чета Розмеров привезла наконец, в Кайокан сына Зины, тихого, спокойного подростка Севу с грустными глазами, которому было уже тринадцать лет. И Наталья и Лев перенесли свою родительскую любовь на внука...
А между тем на мир обрушился "коричневый шторм" и эпицентр политических гроз передвигался на восток Европы, в сторону границ СССР.
Лев Троцкий мучился бездействием, но понимая опасность для себя и своих близких, радовался этому укрепленному убежищу, на далёком от Европы Южно -Американском континенте, с утра до вечера сидел в кабинете и писал книгу о злодее Сталине, который занимал предназначавшееся ему, Льву Троцкому место вождя, и руководителя великой революционной России. Он, Лев Троцкий, избегал называть свою бывшую родину СССР, а говорил и писал: "Советская Россия".
Страстный охотник и рыбак, Лев Давыдович иногда чувствовал себя зверем, запертым в клетке. Для того чтобы как-то прервать тягостное житье на одном месте, он, до покушения Сикейроса, ездил иногда посмотреть на остатки древних ацтекских городов. Но сейчас даже этого невозможно было делать. Правительство Лозаро Карденеса, который относился к Троцкому очень дружелюбно, выставило наружную охрану в доме Троцкого и вооруженный патруль обходил виллу на Авениде Виена, каждый час от заката до рассвета.
Лев Троцкий, беседуя с гостями, говорил, что он читал о том, как русский святой девятнадцатого века Феофан Затворник, привыкая к одиночеству, вначале, когда тоска по просторам земли русской вскипала в душе, поднимался на стены монастыря и смотрел вокруг. Потом через двор стал выходить из кельи только в собор и в трапезную, а потом и вовсе перестал выходить куда либо, "затворившись" на двадцать восемь лет, жил безвыходно в келье и молился днем и ночью.
- У меня еще есть время, - посмеивался грустно бывший глава РВС, - если Сталин попробует меня и здесь достать, то я забаррикадирую двери и буду жить как затворник, не оставляя своего дела, - борьбу за права трудящихся во всем мире...
Охрана называла его Стариком, очень уважала и даже любила. Троцкий по-прежнему обладал даром завораживать людей. А когда начинал говорить о будущем, то загорался и казалось аура бессмертного величия светилась вокруг его седеющей головы и сухой стройной фигуры. И не только члены Четвертого Интернационала, но даже охранники, смотрели на него, как на главнокомандующего будущей мировой революцией и старались всячески ему услужить. Мужественный, яростно сильный Робинс, похожий на героя американского боевика, как-то поговорил с Натальей и предложил ей привезти для старика кроликов, которых он видел на соседней ферме.
- Это не дичь, - улыбаясь, говорил он, - но, все-таки, звери, - я сам охотник и думаю, что Старику это понравится. И потом Старик сможет отдыхать от работы, ухаживая за ними. Да и для нашей кухни подспорье, - смущенно продолжал он...
Наталья рассказала после ужина об этом предложении мужу, и он тут же одобрил решение приобрести этих кроликов.
- Замечательная идея, - воскликнул Лев, - я буду их кормить и убирать их клетки. Я помню, - после долгой паузы продолжил он, - что в имении отца на Украине было пусто, пыльно и жарко. Мне тогда было шесть лет. И вот как-то, когда я сильно болел и лежал в постели, отец зашел ко мне пропыленный, загорелый, пахнущий потом и табаком, видя, что я лежу чуть живой, грустный и молчаливый вдруг пообещал мне, что когда я выздоровею, то он привезет мне от соседей несколько кроликов. И это обещание помогло мне. Я мечтал о том, как буду их кормить с руки, буду гладить их пушистые спинки, - Троцкий грустно рассмеялся, - и вот снова кролики...
Он обнял Наталью правой рукой, прижал её голову к груди и поцеловал в макушку, в поседевшие волосы.
- Судьба имеет какие-то свои определенные знаки - метки. Ты помнишь, как мы, может быть единственный раз в нашей жизни, были спокойны и счастливы в Вене, еще до Первой мировой. Мы ведь там прожили очень долго, почти семь лет. Мы тогда были молоды и по настоящему счастливы...
Наталья ласково и преданно глядя в яркие, светло-голубые глаза, погладила его руку, а потом легким движением смахнула внезапно набежавшую слезу. "Как все-таки Лев порой бывает красив и молод еще" - думала она...
Наталья вдруг вспомнила Фриду Ривера, и ревность вновь куснула её сердца...
Уложив Севу спать, она села за вязание и стала вспоминать недавние события: "Я не знаю, что между ними было или не было, но то, что эта истеричная кошка влюбилась в Леву, это точно.
Хорошо еще, что я вовремя заметила. Она ведь бывала у нас, в старом доме, почти каждый день. Придет, чтобы со мной поболтать, а сама все что-то высматривала. Я только потом поняла, что она Левушку ищет глазами. Вот характер. Мало ей поклонников. Мало ей теленка-мужа, готового её на руках носить. Она решила и Левушке голову вскружить".
Фрида Ривера была действительно стройная, страстная красавица, но с капризным, неуравновешенным характером. Впервые увидев Льва Троцкого, она разочарованно вздохнула: "А говорили, что он красавец?!". Но, как-то раз придя в гости со своим мужем, благо это было рядом с их домом, она впервые услышала его говорящим о революции, о будущем мира и словно в бурю попала.
"Он обвораживает, заставляет соглашаться с его доводами, гипнотизирует своим светлым взглядом - рассуждала она, сидя глубокой ночью в своей мастерской, отослав послушного мужа спать, - Боже, а как он должен быть жесток и капризен с любимыми женщинами..."
Фрида встала, прошлась по мастерской, невольно погладила себя по бокам и плоско-молодому животу. Мурашки пробежали по её телу.
"Но ведь ему уже скоро шестьдесят, - подумала она только для того, чтобы тут же себе возразить, - Ну и что, он выглядит всего на пятьдесят и у него такие красивые, сильные руки".
Походив по мастерской, Фрида подошла к мольберту, взяла в руки кисть и быстро смешав краски: красную с желтым, стала мазок за мазком изображать на полотне заходящее за золотисто-песчаные, пустынные холмы большое горячее, тяжелое солнце...
...Назавтра, тарахтящий мотором грузовик, привез купленных на соседней ферме молодых кроликов вместе с большой, на деревянном основании клеткой, которую установили во дворе, подле старой конюшни. Кроликов было много, почти десяток, белых, черных, пятнистых. Они сидели стаей, настороженно поводили длинными ушами, испуганно вглядываясь блестяще черными глазами в подошедших охранников. Все смеялись, а Троцкий, обрадовавшись, долго не отходил от кроликов, ласково поглаживая их пушисто-шелковистые шубки.