- Ну, ладно, Сочи, так Сочи, - мне было действительно всё равно, - но что мы там делать будем?
- А зачем что-то делать? - спросила Сёмина с неподдельным огорчением в голосе. - Я так устала постоянно что-то делать. Почему нельзя просто жить?
- А мы там учиться будем, - Марков продолжал ходить по центру комнаты. - Я, например, по-прежнему планирую в институт поступать, так что мне пропускать уроки никак не светит. Придется самостоятельно наверстывать. Можно будет найти какие-нибудь он-лайн лекции или семинары. Ну, это я. А вы, как хотите. До следующего сентября перекантуемся, а там посмотрим.
- И что, мы вообще не сможем с родителями общаться? - не унималась Настя.
- Сможем, конечно, - пообещал Марков. - Уверен, есть тысяча способов дать о себе знать, не запалившись.
- Сядь уже, - попросила я Маркова, потому, что его хождение утомляло и привносило в наше и без того непростое обсуждение оттенок стресса и паники. Но он не сел. Не услышал даже.
- А с этим, что будем делать? - Герасимов кивнул на Амелина.
- Что-что, - мгновенно откликнулся Якушин. - В больницу местную отвезем и всё. Просто привезем и оставим.
- Но это будет не очень честно, - сказала я. - Он ведь тоже не хочет возвращаться.
- А ты головой сама подумай, - грубо одернул меня Марков. - Он вон вчера тут чуть не помер. Какие варианты?
Сначала я хотела поспорить, но потом всё же согласилась, во-первых, чтобы не связываться с Марковым, а во-вторых, наверное, это действительно был единственный выход.
- Тогда завтра выезжаем, - коротко резюмировал Якушин, после чего оделся и пошел в гараж, где была та самая машина. И все парни, похватав какой-то еды со стола, даже без его указаний отправились расчищать снег перед гаражом.
После их ухода, в наступившей тишине, приступы душераздирающего кашля зазвучали ещё страшнее. Амелин с жуткими хрипами втягивал в себя воздух и бился на кровати, как выброшенная на берег рыба. Я погрела молоко и попросила Сёмину принести ещё снега для чая.
А сама взяла кружку с дымящимся молоком, села на кровать и несколько раз потрясла его за плечо, пытаясь разбудить. Но он никак не просыпался, только кашлял и хрипел. Я потрогала лоб. Температура если и была, то намного ниже, чем вчера вечером, вероятно, лучше было оставить его в покое. Но как только дверь за Сёминой захлопнулась, он неожиданно и крепко схватил меня за руку, так что молоко, которое я держала в другой руке, даже немного выплеснулось на пол.
- Как ты могла? Как ты позволила им сделать это со мной?
От такой фамильярности я откровенно растерялась.
- А как ещё? Нужно было сбить температуру. Или ты хотел умереть?
Попыталась аккуратно забрать руку, чтобы снова не разлить молоко, но тут внезапно, заметив те самые, другие шрамы, буквально остолбенела.
И действительно было от чего, всё его предплечье от самого запястья до локтя оказалось испещрено кошмарными рубцами и порезами, маленькими и большими, тоненькими и жирными шрамами, в основном поперечными, но было несколько и продольных. Так, что всё вместе это напоминало хаотичную штриховку безумного художника.
Амелин перехватил мой взгляд и вызывающе улыбнулся.
- Видишь же, что хотел. Вот, только до вчерашнего дня думал, что всё знаю о боли, но даже представить себе не мог, что чувствуешь, когда к горячему телу прикасается кусок льда.
- Якушин сказал, что это не больно, а просто неприятно, - с трудом выдавила я, всё ещё переваривая увиденное.
- Твой Якушин ошибся. Всё наоборот. Это было жутко больно, но приятно.
Он паясничал, специально пытаясь меня зацепить.
- Слушай, Амелин. Ты не дома, это может там родители на эти штуки ведутся, а нам, честно сказать, пофиг. Можешь, хоть об стену убиться, если тебе это нравится.
Но ему явно доставлял удовольствие этот глумливый ребяческий эпатаж. Он вытащил из-под простыни вторую, столь же сильно обезображенную, руку и вдохновенно продекламировал:
- Слепцы напрасно ищут, где дорога,
Доверясь чувств слепым поводырям;
Но если жизнь - базар крикливый Бога,
То только смерть - его бессмертный храм.
Я сунула ему чашку с молоком и поскорее отошла от кровати.
Он взял, выпил залпом и тут же снова позвал меня.
- Будь другом, помоги дойти до туалета.
Идти на попятную не хотелось, но не могла же я его послать в таком состоянии.
Кое-как поднявшись с кровати, Амелин завернулся в простыню, сунул ноги в смешные ботинки и оперся о мои плечи. Он был выше головы на две.
- Извини. С Фетом я, наверное, переборщил.
- Ладно. Завтра поедем в больницу, и тебя там быстро вылечат.
Мы дошли уже почти до самых дверей, но после этих моих слов, он вопросительно остановился, и внезапно вспыхнувший в его глазах упрек, заставил меня почувствовать себя виноватой.
- Тебе нужно в больницу. У нас нет лекарств, и мы должны будем разъехаться.
- А ты куда поедешь?
- Мы с Марковым и Сёминой в Сочи.
- Я хочу с вами, - сказал он, но прозвучало "я еду с вами".
- В твоей ситуации сейчас не до хотения.
- Да, брось, - он небрежно поморщился. - Подумаешь кашель и температура. У тебя никогда такого не было, что ли?
- О чем ты думал, когда в легком пальто зимой убегал из дома? При том, что и так уже болел. Не мог одеть что-нибудь нормальное?
- Не мог, - в его детской улыбке опять промелькнула издевка. - У меня нет.
- Чего у тебя нет?
- Ничего нормального.
- Согласна, - эта нелепая игра выводила меня из себя. - У ненормального человека не может быть ничего нормального. И, вообще, Амелин, кончай препираться. Мы уже всё решили.
- Меня зовут Костя, - резко отпустив меня, он развернулся, и сам вышел в маленькую, холодную комнату.
Его голая спина, плечи и шея сзади тоже выглядели отвратительно: лоскут неровной бугристой кожи, а на ней и под ней несколько красных длинных полос. Меня аж передернуло.
- Эй, стой, - закричала я, приходя в себя. - Накинь хотя бы пальто.
Но было поздно, дверь громко захлопнулась. А когда он вернулся, то вообще перестал со мной разговаривать, пошел, упал в свою кровать и накрылся подушкой.
На обед Сёмина сварила суп из рыбных консервов и потушила курицу с рисом на второе. Её манипуляции на кухне выглядели поистине фантастично. Было удивительно, что из этой магазинной ерунды может получаться настоящая еда. А ещё она делала это с таким удовольствием, что я невольно залюбовалась. Прям даже когда картошку чистила вся светилась. Чудачка.
С улицы парни примчались злые и взбудораженные, постоянно переругивались и обзывались, так что понять, в чем дело было не возможно.
- Не получилось с машиной? - осторожно спросила я.
- С машиной всё хорошо, - Якушин был уже основательно заведен. - Плохо, что тут, оказывается, живут люди, которые телевизор смотрят.
И он рассказал, что пока Марков, Герасимов и Петров расчищали выезд и дорогу, к ним подошел местный приставучий дед. Начал докапываться кто такие, зачем и откуда. Сам Якушин в это время был в гараже, а когда вышел, оказалось, что Марков уже успел изрядно нахамить деду. И тот сначала вроде бы ушел, но потом очень быстро вернулся, и стал читать лекцию о тяготах военного времени, а когда закончил, объявил, что идет вызывать полицию. Петров сразу же предложил убить деда, но никому уже было не до шуток.