И наконец позади нас, буквально вчера вечером поставили целый миномётный расчёт, спрашивается на кой им это делать? Место у нас уязвимое, мину можно вполне точно отправить в цель с того берега. А миномётов мало. И ценились они порой больше человеческих жизней.
Стоит сказать, снарядили нас из рук вон плохо. Я не был военным, однако смотря фильмы о войне, читая кое-какую литературу, слушая новости, наконец, сейчас я понимал, что что-то не так. Да хотя бы потому, что нам не выдали касок. Снарядили даже не карабина а винтовками Мосина образца 1939 года, не нужно удивляться, на складах министерства обороны и не такие раритеты встречаются. Причём они были вполне пригодны для использования, что уже не однократно применялось в боях.
Однако стрелять, и каждый раз после этого передёргивать затвор было мягко говоря не удобно, и ко всему прочему снижало плотность стрельбы. Хотя тут всё просто и понятно, просто не предполагается, что мы будем вести прицельный огонь, концентрировать свой огонь на чём-нибудь. Предполагалось, что мы переправимся, высадимся на берег, ввяжемся в рукопашный бой, может быть, закрепимся, а там уже подоспеет второй эшелон солдат.
А недавно к нам зашёл генерал, один из немногих, кто принимает решения на высшем уровне. Сказал собрать мешки в поход, всего по минимуму, воды, патронов. Еды и медикаментов не дали, и посоветовали не брать, подумать о тех, кому они будут действительно нужны. Нас осознано готовили к скорой гибели, а мы осознавали это, но ничего не могли предпринять.
Точного времени я не знал уже несколько дней, единственные наши механические часы мы выменяли на пару бутылок палёной водки, которая помогала хоть как-то согреться и не думать о плохом, хотя бы на какое-то время. Теперь я ориентировался по солнцу, и существовало теперь всего несколько моментов дня. Это ночь, утро, полдень, день и вечер. Точнее было никак, да это собственно было и не важно.
Сейчас был полдень, или предобеденный час, скоро должны будут выдать норму в еде, которая для солдат естественно была выше, но которой всё равно очень не хватало.
Наш полк расположился недалеко от берега. Мы соорудили кое-какие баррикады мебели, машин и всяких других подручных материалов, да так и легли на холодную землю, кстати говоря, уже человек пятнадцать со всего полка за этот день, уехали на труповозке. Воспаление лёгких, не боевые потери были куда больше боевых.
Я сидел, прислонившись к холодной крыше, перевёрнутой машины, за которой собственно мы с друзьями и расположились. Место хорошее, завидное, пули не достают, от мин прикрывает хорошо. Многие хотели такое место, но не у всех оно было. Просто кто-то изначально поленился прикатить с соседней улицы брошенные автомобили, теперь жалеет об этом. Чтобы не было холодно, мы набросали на землю разорванные коробки, газеты, всевозможные бумажки и листочки, и это, кстати сказать, довольно неплохо помогало.
Руки сжимали винтовку Мосина, которую я держал перед собой. Голова безвольно лежала затылком на машине, а сам я, то ли спал, то ли дремал, то ли бодрствовал. Когда совершенно теряешь счёт времени, а всё что можно было переделать, ты уже переделал, наступает непонятное противное состояние. Мои боевые товарище, отошли по нужде, а мне идти не хотелось, просто было лень. В последние дни почти на каждого из нас напала сильнейшая апатия.
Слева от нас постоянно спал мужичок. Он вставал только чтобы справить нужду, покушать, ну и на утреннее и вечернее построение. Никто не спрашивал у него на прямую, почему он постоянно спит, ни с кем не разговаривает. Поговаривали, что вся его семья сгорела в пожаре, сильно пожаре, который произошёл позавчера. И он не нашёл другого выхода, кроме как искать себе смерти в бою, даже специально в штрафной полк записался. Чтобы поскорее.
А справа расположились двое друзей. Лучших друзей, всё пайку делят, что-то оставляют на потом. Заботятся друг о друге, как настоящие братья. Они очистили от пакости мусорный бак, перевернули его, и, набросав коробок, спали там. Это было, пожалуй, идеальным укреплением, им даже дождь был не страшен. Но и с ними мы особо не общались, так как они были сами по себе. За сегодня я их, кстати, что-то не видел…
- Сегодня кстати, этих голубков что-то вообще не видать, - выдал Артём возвращаясь из-за угла. – Что это они? Друг к другу примёрзли?
- Очень смешно, - отозвался Абрам. – Почему сразу голубки? Они может просто хорошие друзья.
- Днём они друзья не разлей вода, - сказал Артём. – А ночью муж с женой, в таком же виде.
- И откуда в тебе столько злобы? – спросил Денчик. – Оставь людей в покое, пусть что хотят, то и делают. Пусть лучше друг с другом, чем тех детей, на той улице…
- Кроме шуток, - отозвался Джордж. – Их правда, что-то даже на утреннем построении не было. И за пайком они не выходили. Может проверить их?
- Ага, ты к ним тук-тук, кто там живой, а они тебе присоединяйся, третьим будешь, - засмеялся Горев, явно довольный своей шуткой.
- Да заткнись ты уже, - осадил его Денчик. – Рамчик, сходи, проверь, а то весь день мешком сидишь, пройдись хоть чуток.
Делать нечего пришлось вставать и идти. Поставив винтовку к стене, я направился к перевернутому мусорному баку. Постучал по нему, ля приличия, и позвал их:
- Эй, мужики, у вас всё в порядке?
В ответ тишина. Я не стал церемонится, присел на корточки и посмотрел внутрь бака. Они лежали, обнявшись, уже полностью синее, даже немного покрытые белым инеем. В дне бака зияла маленькая аккуратненькая дырочка, а тонка струйка света падала точно на пулевое отверстие в шее одного из мужиков. Крови было не много, хоть пуля и прошла через два горла на вылет, успела быстро свернуться. Мало вероятно, что это работал снайпер, шальная пуля, вот и всё. И такое бывает.
- Зовите труповозку, - бросил я, и вернулся на своё уже остывшее место. – Шальная пуля, обоих сразу, в горло на вылет.
- Мда, - произнёс Абрам. – Вот так живёшь себе, живёшь и на тебе. Ладно бы в бою умереть а то так, без цели, глупо как-то.
- Жизнь штука не справедливая, - сказал Денчик.
- Да хватит уже об этом, - сказал я. – Хватит, три раза уже подобную тему заводили, зачем её мусолить?
- И то верно, - сказал уже несколько дней молчащий Древаль.
И снова наступила тишина. Почти беззвучно подъехала труповозка, погрузила на неё этот замороженный полуфабрикат, они так смёрзлись, что разъединить их не смогли даже здоровенные мужики с ломами. В итоге их так и закинули на тележку. Печальная картинка, но и смешная в то же время, нервы начинали сдавать конкретно.
Уже действительно казалось, лучше несколько часовую атаку, чем ещё день сидеть на этих осточертевших позициях.
Вдруг, тишину разрезал пронзительный свист, и где-то в семи метрах от нашей позиции громыхнул взрыв. Следующая мина упала чуть левее от нас, но уже ближе к позициям.
- Пристреливаются, гады, - сказал кто-то с боку. – Точно по нам метят, попасть хотят, сволочи.
Прогрохотало ещё несколько взрывов, причём работали уже несколько миномётов, мины падали кучнее, и всё ближе к нам. В следующую секунду, всё вокруг наполнилось свистом, визгом, а затем оглушительной серией грохочущих взрывов. Сверху на нас посыпалась земля. Взрывы не прекращались не на секунду, мины падали за нашими позициями, перед ними. Мы были дезориентированы. Повсюду сыпалась земля, стоял непроглядный дым.
Несколько мин попали в деревянные укрепление, которые щепками разлетелись в разные стороны. Одна из обломанных досок, врезалась мне в икру, из-за боли я присел на одно колено и взвыл.
Миномётный обстрел не прекращался. С каждым следующим залпом они били всё точнее, всё большее количество мин падали прямо на наши позиции. Под ногами плавилась земля. Сверху помимо земли стали падать человечески конечности, части тела. Вся одежда была запачкана кровью вперемешку с землёй.