Он быстро приноровился к работе. Собака дело знал и понапрасну не дергал. Когда обе телеги встали, как и положено, за лошадьми, дошла очередь до мешков и коробов. Тут Шак действовал в одиночку. Ну и силушка! Апостол без труда ворочал там, где и двоим трудновато, станет. В конце открытой телеги встал плетенный из лозы сундук.
— Полезай, - скомандовал главарь Сане. - Цыпа сядет сверху.
— Не полезу. Я там задохнусь.
— Ни черта тебе не сделается. Сундук со сквознячком. Зато никто тебя, такого на сегодняшний день знаменитого не увидит. Или желаешь ехать на облучке и зазывать народ на представление? У них тут давненько кастрации не было. Не каждый день пакостливые коты в Кленяки забегают. - К концу тирады Апостол ревел.
А ты как хотел? - закручинился внутри себя кот. Назвался товарищем, изволь соответствовать. И никто не обязан тебя уговаривать. Велено, лезть в сундук - полезешь. Мать ее! Так и продадут в упаковке.
Саня откинул легкую крышку и остолбенел. На дне сундука лежали книги.
— Тут…
— Забирайся. Назначаю тебя на весь переход хранителем библиотеки, - осклабился Эд. Саня начал разуваться. Иначе не мог! Нога не поднималась.
— А ты говоришь: дикий, - крикнул собака Шаку. - Глянь, какой культурный кот нам попался.
— Заткнись, Эд. А ты засунь ботинки подальше, чтобы на виду не валялись. Но учти, с перепугу попортишь книги, я тебя убью. Не фигурально, а буквально. Разницу понимаешь?
— Понимаю.
К концу перепалки кот успел обидеться. За полудурка они его тут держат? А он, между прочим, почти год работал у учителя. Тот его и читать, и писать научил. Вернее, Саня сам выучился.
Тот год начинался тихо и спокойно. Каждый день с утра, нанятый на ярмарке в соседнем княжестве, работник запрягал двуколку. Вечно всем недовольный учитель, ехал в замок владетельного синьора. К вечеру он возвращался еще более недовольный, приносил тетради и все оставшееся до сна время, возмущался сиятельной тупостью. Учить грамоту отпрыск барона решительно не хотел. А поскольку, кроме работника общаться учителю было не с кем, он и монологи свои строил, как бы, полемизирую с Саней.
— Нет, вы только посмотрите, уважаемый, - длинный хрящеватый палец грозил в низкий потолок, - что он тут пишет!
Уважаемый в это время скреб пол, чистил одежду или варил обед. Поначалу Саня не вникал. Если человеку интересно самому с собой разговаривать, зачем мешать? Однако со временем монологи учителя стали длиннее, а главное ядовитее. Он уже не называл баронета неофитом, а исключительно ослом; тыкал пальцем в исписанный листок и призывал в свидетели все четыре стихии. Надрывался, одним словом. Сане стало его жалко. Слово за слово, он выспросил у нанимателя про азбуку, а там, с непонятной для самого себя легкостью за каких-то две недели выучился читать. И пошло: учитель на работу, Саня - за книжки. Жаль, их было совсем не много. Учебники в основном. Кот их буквально проглотил.
А однажды ему попалась книжка про несчастную благородную девушку, которая так страдала от жестоких родителей, что в конце побежала топиться. Саня сильно переживал. Два дня кусок не лез в глотку. Он даже решился спросить у хозяина, утопилась она или передумала. Лучше бы не спрашивал. Поняв, о чем речь, тот заорал как обкраденная торговка. И дубина-то Саня и недоумок и даун какой-то. Нет, что бы теорией возникновения мира интересоваться или происхождением видов, или древней историей. Сумасшедшая девка ему нужнее! Не знает учитель, что с ней сталось, и знать не хочет. А и утопилась бы она - все лучше, чем дурой прозябать.
— Дубье! - орал учитель - Вам бы только нажраться, и с девками в кусты. Я жизнь положил, чтобы вывести вас к свету. А вам лишь бы копошится в дерьме. Даже, работая у меня, в колыбели учености, ты не придумал ничего лучшего, как читать постыдное сочинение о безмозглой девке. Тебя не интересует химия, тебя не интересует королева наук математика, тебе наплевать на географию. Тебе подавай пошлую историю жизни никчемной женщины.
Насчет точных наук он ошибался. Саня хотел его поправить, но послушал еще немного и передумал. Тот, похоже, разговаривал не с ним, а опять же с самим собой. И пусть его. Сам - даун. Женщины, видите ли, ему не нравятся.
И стало коту подозрительно. Он с этой, только что проклюнувшейся, подозрительностью глянул на учителя: худой, длинный, злой. Сюртук от перхоти не вытряхнуть. Жизнь он на учение положил! Ври больше. На честолюбие он жизнь положил. Такому не учить, а только поучать. А тот, наконец, обратил внимание на замершего работника и угрожающе протянул:
— Тебя кто ко мне подослал?
— Никто.
— Врешь! Деревенским сказку расскажи, как грамотный в золотари пошел. Где учился?!
— Да у вас тут. Не велика затея. Буквы все нарисованы, знай, складывай, - Саня кивнул на азбуку.
— Учти, - хозяина всего затрясло, слюни на полметра полетели. - Учти, если кому расскажешь, я от всего отопрусь. Я… я… я сейчас к барону поеду и все ему доложу. Пусть-ка его палач с тобой потолкует.
Сорвавшись с места, учитель лихорадочно забегал, хватая то куртку, то зонтик, то шляпу. Того и гляди, босьмя в замок наладится.
Саня обозлился. На учителя, само собой, но и на себя тоже. Потерял опаску, расспрашивать сунулся. Если психоватый учитель нажалуется, со стороны владетельного синьора могут последовать самые радикальные меры. А как дознаются, что Саня не человек, а аллари, вообще дело может кончиться плахой.
— А я барону расскажу, какими словами вы его отпрыска тут каждый день поминали. Осел, значит, баронет, недотепа и даун. Синьору будет очень даже интересно послушать. Вы и про него говорили, - мстительно продолжал Саня. - Что самодур, что тупица, что покушение на герцога готовит.
Последнее - сущий бред. Покушение Саня придумал, для сгущения красок. Однако учитель враз остановился, тросточку и шляпу бросил на пол и с ужасом воззрился на работника. Никак, поверил, - трепыхнулась совесть.
— В-о-о-н!!! - вдруг завизжал учитель. - В-о-о-н!!!
Лицо у болезного пошло пятнами. Того и гляди, в падучую наладится.
А и хрен с тобой! С такими только таской, ласку они не понимают. Они ее не ценят, а пуще - боятся.
Но так просто Саня уходить не хотел. Собрал вещички, завязал и кинул на плечо легкий мешок, обул башмаки и вернулся в комнату.
— Жалование за семь месяцев попрошу.
— Что! - взревел, уже поостывший хозяин. - Какое тебе жалование?
— А я барону расскажу как вы…
— На, подавись! - учитель кинулся к шкафчику, путаясь в ключах, отомкнул, выдернул из него шкатулку, открыл и кинул работнику несколько марок. Деньги раскатились по полу. Это - ничего. Саня их аккуратно подобрал, даже под кровать, куда последняя укатилась, слазил; пересчитал - хватит - развернулся и вышел, на прощание громко бухнув дверью.
Только начало смеркаться. Сугробы подтаяли. Воздух отдавал холодной колодезной сыростью. На небе торчал огрызок бледной луны. Дорога раскисла. Внизу у подножья холма лежало баронское село. За ним - тракт. Саня пошел в ту сторону, но у крайних домов свернул. На отшибе стояла слобода аллари. Он в ней так ни разу и не побывал, наоборот, обходил за версту. Людей дурачить - одно. Этих черта с два проведешь. Сам такой.
Обогнув длинный кривой забор, он выбрался на единственную слободскую улицу. Кругом никого. Во дворах кудахтали куры. Голосил петух. Мекали овцы в сарае. Тихо, мирно, спокойно. Поселиться бы здесь, да жить рядом с такими же как он. Землю пахать. Он все умеет. Заведет себе животинку, станет хозяином. Ага, так ему и дали. Тут же барон явиться: предъяви бумаги - кто такой, откуда родом, разрешение на поселение, взнос за аренду земли, поручительство общины, рекомендации от законного колдуна. Рядом учитель: из-за баронского плеча выглядывает, да фиги крутит.
Слобода, а с ней и пустые мечты, остались позади. Саня остановился у последнего дома. На завалинке сидел старый-престарый козел: глаза прикрыты морщинистыми веками; нижняя губа отвисла, показывая кривые желтые зубы; на плечах серый зипун. Ноги в валенках. Сидел, положив руки на клюку, а уже на них голову. Спал, должно быть. Саня уже собрался идти дальше, когда с завалинки донеслось: