– Вернёт, выкладывай их прямо на стол Антону и бутылку, бутылку ставь – наливай, лей прямо под носом моего-то.
Возвращаясь вслед за Семёном, Отто грозным сибирским набором обложил свою Эльзу, что та зажала часть денег и не выставила на стол до сих пор бутылку.
Все вновь живо засуетились, занимая каждый свою позицию для второго раунда. Зинаида не скрывая подступившей к ней радости и чтоб усыпить бдительность Семёна, отошла подальше от стола к кухонному окну. Эльза принялась выворачивать платок с деньгами, затем прячась страхом, грузно отпятилась в путь, чтоб начать выставлять на другой край стола, что подобает в таких случаях у добрых христиан.
Отто вновь мусолил, пересчитывая деньги.
Семён уже не садился, а стоял и наблюдал за руками Отто.
Зинаида незаметно приближалась к столу в готовности к резкому выпаду. Вся её сущность теперь была направлена на Эльзу, только она могла отвлечь Семёна.
– Эх если на её месте была кто попроворнее,– посетовала было на Эльзу Зинаида.
Но вдруг та преобразилась, откуда что взялось, куда девалась её нерасторопность. Она что голуба заворковала, заприговаривала, приглашая всех угоститься в честь доброй затеи с коровой как, будто и не было здесь ярого противостояния, ринга бойцов готовых вот-вот вцепиться друг в друга.
К великому удивлению и радости Зинаиды Эльза продолжала хлопотать у стола и так смачно со стекольным звоном и бульканьем принялась разливать водку, что Семён… Эх Семён, Семён… не выдержал, невольно потянулся рукой, повернулся к бутылке. Этого момента было теперь достаточно, чтоб груда денег со стола вмиг скрылась теперь уже в сухоньком подгрудье Зинаиды.
Семён опешил. В мгновенье его лицо из тёмного превратилось в бурое, глаза расширяясь, наливались краснотой, невидяще уставились на Зинаиду. Его рука потянулась к пустой бутылке.
Отто больше почувствовал, чем увидел надвигающийся бой – резко поднялся, распрямился почти до матицы и со словами искренней простоты: «Да уймитесь же вы»,– поднёс Семёну стакан водки.
Зинаида выхватила из груди часть денег и по одной купюре стала всовывать Семёну в боковой карман куртки, приговаривая:
– На! На! Пей, запейся в усмерть, ирод несчастный…
Семён ещё мгновение зло глядел на неё, потом на пустую часть стола и, не приняв поданный стакан Отто, резко взял со стола другой, сплеснув, выпил в два глотка и ни на кого не взглянув больше, молча, вышел на улицу.
Оказавшись на новом месте Марта, поняла, что находится в прочном уютном, но чужом дворе и выйти отсюда ей не удастся. Всё, что надвигалось, предчувствовалось ей – свершилось. Шарик, поотиравшись около, попытался пройтись по хозяйству, но встретил такое недружелюбие своего собрата, что тут же ретировался в подворотню. Марте ни чего не оставалось, как слушать быстро надоевшую воркотню голубей, знакомые звуки села и бездонно смотреть в полнолицую луну, навевающую ей бесконечную грусть и скуку. И Марте так захотелось реветь, реветь долго и сильно, чтоб все поняли, как она несчастна и одинока…
И ревела бы, успокаивая тем самоё себя, привыкая к одиночеству, новому месту, хозяевам.
Но все её переживания последних дней и, наконец, резкая перемена в жизни, сделали своё дело – вначале она почувствовала отдалённо, потом ближе и вот совсем внятно внутри самой лёгкое шевеление, затем толчок, ещё толчок…, а вместе разлилось по всему её грузному телу умиротворение, безмятежное спокойствие. С этой минуты вся жизнь Марты стала определяться её новым состоянием – заботой о новом потомстве. Её не тронуло, что даже не взглянув на неё, ушли её старые хозяева, ей была безразлична даже незнакомая речь новых хозяев.
А вечная луна засмотрела на неё теплее, вроде улыбкой, вселяя бесконечную надежду во вселенское благо жизни.
«НА РУСИ» /рассказ/.
Телефон звонил зло, требовательно.
Со сна Пётр Петрович не мог взять в толк, что с ним происходит. Только услышав в трубке знакомую хрипотцу своего давнишнего товарища, окончательно проснулся, поняв, что звонит Дим Димыч и что ещё совсем рано.
А с другого конца взахлёб, надрывно не то от слёз, или смеха доносилось:
– Петрович, дружище, всё спишь, слушай, тут такое вышло… и вновь в трубке забулькало.