Фридрих не знал, чего ждал Лестрейндж, но помогать ему начать разговор не был намерен. Ему не нравился этот молодой маг. Слишком горд он был тем, что ему доверили быть почтовым голубем.
— Тёмный Лорд справлялся о вас, — наконец сказал Рудольфус. — Он хочет знать ваш ответ на его предложение.
— Тогда почему он не прибыл сам? — хладнокровно спросил Фридрих.
Лестрейндж помрачнел.
— Вы забываете, о ком говорите, сэр.
— Вовсе нет, я держу в уме. Мистер Волан-де-Морт должен знать, что здесь, в этом замке, открыты к сотрудничеству с любым чистокровным. Из-за этого я и недоумеваю, почему он пренебрегает столь удобной возможностью завести полезные контакты.
— Проявите уважение! — рявкнул Лестрейндж, смешной в своём порыве раболепной преданности.
— Уважение? — процедил Фридрих. Он полностью развернулся к Лестрейнджу, не намеренный больше терпеть этого напыщенного мальчишку. — Ваш покровитель не считает приемлемым для себя лично вести переговоры с чистокровными континента. Вместо себя он посылает вас, даже не удосужившегося навести чары, чтобы говорить на моём языке — уже одно только это говорит об отсутствии у вас дипломатического потенциала. Отправлять такого человека в место, где присутствуют главы всех влиятельных европейских родов, как минимум недальновидно. Из ситуации я могу сделать заключение: либо мистер Волан-де-Морт не слишком заинтересован в сотрудничестве с чистокровными Европы, либо он банально не подумал о том, чтобы выбрать переговорщика получше. В любом из этих вариантов он не выглядит интересным союзником, — Фридрих легко усмехнулся, наблюдая за тем, как шок и ярость, расцветая, смешиваются на лице Лестрейнджа. — Можете передать это мистеру Волан-де-Морту как мой ответ. Впрочем, если он проявит себя более перспективным партнёром в будущем, мы с удовольствием возобновим взаимодействие. Хорошего вечера, мистер Лестрейндж.
И, обозначив прощание полупоклоном, Фридрих удалился обратно в зал, оставив Лестрейнджа сжимать кулаки и скрипеть зубами от сдерживаемой ярости.
«Наверное, именно так ощущает себя отец», — подумалось Фридриху, когда звуки музыки и болтовни вновь окружили его. Прямолинейность почти до грубости, властность, уверенность в праве громко заявлять о своей позиции, пусть даже она и унижает других — вот черты барона фон Винтерхальтера. Порядком привыкшему за последние пять лет к дипломатичности Фридриху это было пока ещё ново, но чувство… чувство собственного превосходства было отменно приятным.
На душе стало значительно легче, и Фридрих даже нашёл в себе моральные силы во имя соблюдения приличий присоединиться к невесте. И тут же вынужден был внести корректировку в свою характеристику этой девушки: она была ничуть не смазлива — действительно красива, причём редким видом красоты, который Фридриха почему-то тянуло назвать «горной». Холодная, величественно застывшая в чётко выверенной позе, при этом с лучами солнца в волосах и морем зелени в глубоких глазах восхитительно яркого оттенка…
— Ах, дорогие, вы такая красивая пара! — воскликнула мать, умильно глядя на мрачно изучающего Фридриха и отрешённую Арабеллу. — Я так рада! Не могу сдержать слёз!..
— Ну-ну, Дитлинд, дорогая, успокойтесь… — заворковала над ней фрау Кроненберг, и обе удалились к столу с ликёрами и десертом. Проводив их взглядом, Фридрих иронично заметил невесте:
— Прекрасная картина счастливой семьи: родители куда более рады этому союзу, чем мы с вами.
Арабелла одарила его ледяным взглядом и величественно отвернулась, не проронив ни слова. Больше попыток завести с ней разговор Фридрих не предпринимал.
Глава 14
28 июня 1967 года.
Просторный холл сиял чистотой. Из высоких окон по бокам от входной двери лился мягкий дневной свет — это утро в Берлине было замечательно погожим. Резные поручни лестницы, уводившей на верхние этажи, были натёрты до блеска, как и большая потолочная люстра, и настенные светильники, закреплённые на панелях красного дерева. Им здесь и пахло — старым деревом, а ещё плавленым воском и чайными розами.
— Ох, Саша… это просто волшебно! — прошептала Мария, когда голос к ней вернулся. Прижав руки к груди, она медленно, словно не веря в реальность места, прошла через холл к лестнице, замерла у подножья. — Это… точно не сон?
— Не сон, — мягко улыбнулся Александр.