Это Марин пока оставляет в стороне. Он старается примириться с переговорами о выкупе на своей палубе, о плате за то, чтобы пираты оставили ее здесь. А потом надо надеяться, что ее семья возместит убытки его семье. Это будет зависеть от многих вещей, и вряд ли можно твердо на это рассчитывать.
Но тут вся ситуация становится еще более неопределенной, потому что никто не обещает людям определенности в этой жизни, особенно в море.
Перо Виллани быстро поднялся по лестнице на палубу. Позже он удивится, зачем так торопился. Он ведь не мог никак повлиять на противостояние с пиратами.
Он уже понимал, что происходит. По палубе ходили незнакомые люди, кричали, стучали, передвигали разные предметы. Сердце его быстро билось. О пиратах на море ходили разные слухи. Сересса жила в страхе перед корсарами ашаритов с побережья ниже Эспераньи, или перед этими так называемыми героями из Сеньяна по другую сторону узкого моря. Корсары были хуже. Они брали в плен и продавали в рабство мужчин и женщин. Эти люди почти никогда не возвращались. Они жили и умирали на галерах или в землях ашаритов. Сеньянцам требовался только выкуп и товары.
А теперь они хотели еще и отомстить? Из-за этих военных галер, которые только что вернулись домой после того, как попытались уморить островитян голодом. Им не повезло, подумал Перо, что их корабль захватили сразу же после этого неудачного предприятия.
Не станет ли это и для него лично неудачным предприятием? Не закончится ли оно, не успев начаться? За него никто не заплатит выкуп, он не представляет для пиратов никакой ценности. Нужны ли им баночки с краской и блокноты для рисования? Или их портреты углем? Или, пришла ему в голову мысль, их всем известное благочестие будет оскорблено, если они узнают, что он направляется в Ашариас, чтобы написать портрет калифа за деньги и ради славы?
Наверное, лучше об этом не упоминать.
Поднявшись на палубу, он остановился возле самого дальнего люка, явно безоружный, ни для кого не представляющий угрозы. Не стоило и внимания на него обращать. Он поспешно натянул тунику и штаны, надел сапоги. Он подумал, что теперь одет гораздо лучше, чем дома. Они, возможно решат, что у него водятся деньги?
Марин Дживо, к которому он постепенно проникся восхищением, разговаривал с капитаном пиратов. Но тут вдруг возникла какая-то суета у другого люка, и Перо увидел Леонору Мьюччи, которую грубо вытащил на палубу пират. С распущенными, непокрытыми волосами. Босую, одетую в ночную сорочку, без пояса.
Перо импульсивно шагнул вперед, потом вспомнил, кто он и где находится. С такой ситуацией художнику не справиться. Он тихо выругался. У него имелся меч, оставшийся внизу, у слуги, но художник не очень-то умел с ним обращаться.
Мужчина, схвативший синьору Мьюччи, был тощим, угрюмым, с растрепанными волосами. Перо не собирался считать его героем. Ему было неприятно даже просто видеть, что такой человек прикасается к этой женщине. Она пыталась вырваться из его рук. Затем вожак пиратов резко окликнул мужчину по имени, и она освободилась. Она заговорила, голос ее звучал холодно и резко, – и неожиданно тоном аристократки. И, по-видимому, она родом не из Серессы.
Но это не имело значения. Перо знал достаточно, чтобы это понимать. Какое пиратам дело до места ее рождения? В ее голосе для Сеньяна звучат только деньги. Он понимал, что сейчас ей грозит опасность попасть к ним в плен. Он бросил на Марина Дживо красноречивый взгляд, призывая немедленно вмешаться. И увидел на лице судовладельца обжигающий гнев.
Однако на палубе находилось около сорока пиратов. Четыре их небольших суденышка окружили «Благословенную Игнацию», как волки окружают одинокую овечку. Они вдвое превосходили численностью их команду, и эта команда состояла из мореходов и купцов (плюс художник и доктор), а не из воинов. «Тут нужно нечто большее, чем гнев», – подумал Перо.
Но тут на палубу выскочил доктор, и погожее утро потемнело.
Это было смело, но глупо, а соединение этих двух качеств может стать причиной гибели людей – так подумала Даница. Мужчина, выбежавший на палубу «Благословенной Игнации» за спиной у Кукара и женщины, держал в руке тонкий, блестящий нож хирурга.
Он произнес, весьма повелительным тоном:
– Отпустите ее немедленно, или вам конец!
Кукар Михо стал пиратом еще в детстве. Его отец, как и дед, и целые поколения мужчин Михо, были воинами Сеньяна.
Он повернулся на этот голос. И действительно отпустил женщину. Он сделал это для того, чтобы выхватить меч и вонзить его в живот лекаря, проткнув насквозь.