Выбрать главу

- Вы на грани банкротства? – безо всяких логических привязок к разговору неожиданно поинтересовался Бессонов, не отводя взгляда от мужчины.

- Я не стал бы давать таких однозначных оценок, но…

- Вы на грани банкротства, - уже утвердительно повторил он, не спеша поднялся, а потом замер и тихо добавил: - И это не самое страшное, что могло произойти.

Его рука легла на мою ладонь. И мы ушли.

Впечатление, что мир расстелили под ногами, никуда не исчезло. Наоборот. Стало ярче и сильнее. Я улыбалась против воли. Просто так.

Глава 27.1

Эйфории от происходящего хватило ровно до первого этажа. А это сравнительно долго, даже с учетом скоростного лифта в небоскребе. То есть, этажей тридцать я чувствовала себя принцессой в легком благородном помешательстве. Его уверенность и влияние на окружающих людей не только будоражило нежную девичью душу, но и щекотало нервы похлеще любого триллера. Меньше всего хотелось оказаться с ним по другую сторону баррикад. Не только на практике, но и в теории. В идеале – с ним просто лучше никогда не встречаться, не знать, как он выглядит, а услышав его фамилию, лишь удивленно закатить глаза. Он был похож на молодого сильного злого зверя, который загрызет любого, кто придется ему не по нраву. И если сегодня выпала стрелка на отца Польки, то про завтра было ничего неизвестно. Не от того ли этот день казался радостным, светлым и как будто последним.

В общем, ничто не было способно испортить мне настроение. Даже будущие перспективы. Меня вообще мало заботили перспективы. Ибо то время, когда можно было на них как-то повлиять давно прошло, теперь лишь оставалось наслаждаться каждой прожитой минутой.

А именно шагать рядом с Бессоновым – уверенно и легко.

Нет, не шагать, а гордо цокать каблучками. Правда, цокать иногда получалось с некоторыми сбоями. Полька убила бы меня за такую «модельную» поступь, периодически переходящую в легкомысленный прискок. Но ладонь Владислава Андреевича на моей талии как бы компенсировала все огрехи. Так что можно было спокойно спотыкаться, сбиваться, подпрыгивать и приседать, он все равно твердо держал мое беснующееся тело возле себя.

Однако ситуация требовала некоторых разумных объяснений. Да и идти просто так было скучно.

- Могли бы и предупредить, что у вас сегодня день добрых дел, - тихо шепнула я, все-таки ухватившись для надежности за его руку. Вполне себе естественным жестом. Как будто сто раз это проделывала. И тут же почувствовала, как он весь напрягся, словно я ему дулом пистолета в бок ткнула. А на деле всего лишь прижалась бедром, и то случайно. – А то все так неожиданно вышло, я была совершенно не подготовлена к вашему рыцарству.

Злого смысла я в свою речь не вкладывала. Просто еще не решила, как ко всему относиться. С одной стороны, было приятно – редко за меня вообще хоть кто-то заступался. С другой – один мудак наказал другого. Не видела я между ними большой разницы. По основным положениям. Все могло сложиться и наоборот, и в этом тоже была бы своя справедливость. Хотя и менее предпочтительная для меня.

Так что рассыпаться в благодарностях было не с руки. Тем более, Владислав Андреевич, как всегда, все сделал по-своему, совершенно не взяв в расчет мои просьбы. А я ведь просила не трогать этого козла, хорошенько просила, основательно. С доводами и аргументами.

- Лиза, ты чем-то недовольна? – пропуская меня вперед через стеклянные двери, ровно поинтересовался он. Словно не сильно и интересуясь ответом на свой же вопрос. Сделал одолжение – поддержал разговор. Не более. Но и руку не убрал, ни на секунду от себя не отпустил. Шагу не дал в сторону сделать. Все время рядом с собой держал. Как на привязи.

- Мне показалось, что вам это доставило больше удовольствия, чем мне, - машина, распахнутая дверь, просторный салон. Уже внутри, еще на половине фразы. Щелчок замка, нахлынувшая вдруг тишина после гомона улицы. И мой скучающий голос: - Таскаете меня за собой, как чучело любимой собаки – есть нельзя, пить нельзя, говорить нельзя. Только сидеть рядом и блестеть глазками-пуговками, пока вы тешите свое самолюбие. Без моего присутствия можно было обойтись?

Бессонов вдруг рассмеялся – открыто и весело. Не улыбнулся холодно, не усмехнулся язвительно, а именно рассмеялся. От души. Или еще из каких мест мне неведомых, но очень выразительно, глубоко. Так, что захотелось рассмеяться в ответ. Однако с его смехом я сталкивалась впервые – фиг его знает, может лучше, чтобы он и дальше скалился. Надежнее.