- Нравится, маленькая, очень нравится. Только ты здесь не для этого.
Его следующая фраза должна была провозгласить – одевайся. Я опередила на доли секунды. Выдохнув. И чуть подавшись вперед.
- Мне одеться?
Самое странное, что я действительно не представляла для чего еще я могла быть здесь. Наши отношения, если это редкое взаимодействие во времени и пространстве вообще конструктивно называть отношениями, были до боли прозрачны. Они не имели никаких оттенков и скрытых смыслов. Он не давал для этого поводов, а я старалась их не искать. Если мы и встречались, то только для одного.
А сегодня вдруг оказалось не для этого.
Мне и в голову не пришло спросить – а для чего?
И только тот факт, что терять мне было все равно больше нечего, заставлял меня сидеть на месте, а не бежать в панике в сторону приемной к Анечке. Вместо этого я упрямо смотрела ему в глаза. Не двигалась, не дышала, не моргала. Ждала. И в принципе была готова к любому его ответу. Даже нецензурному.
Он продолжал меня разглядывать – долго и внимательно, словно решая про себя какой-то тяжелый нравственный вопрос. Потом выдохнул. Долго, устало. Как сдался. Я непроизвольно улыбнулась, одними уголками губ. Видела, чувствовала, что сегодня я могу поздравить себя с первой победой. Дурость и наглость восторжествовала над холодностью и безразличием.
Бессонов сделал шаг вперед, отодвинул стул, сел. Мы оказались с ним по разные стороны стола, как на переговорах. Очень важных переговорах. Особенно, если не брать в расчет, что сидела я перед ним в чудесном нижнем белье.
- Подойди, - приказал он и аккуратно постучал ладонью по гладкой поверхности, - и сядь сюда.
Во всяком случае, я сама на это напросилась. Никто не заставлял меня перед ним раздеваться. Так что сопротивляться не имело никакого смысла. Я поднялась и, обогнув разделяющую нас мебель, аккуратно присела на край стола. Больше прислонилась, целомудренно скрестив ноги.
Однако Владислав Андреевич этот нюанс быстро исправил. Одним резким движением обхватив за талию, усадил меня прямо перед собой. Его ладони легли на бедра, медленно скользнули по краю ажурных трусиков, поднялись по спине и остановились на застежке бюстгальтера. Металлические крючки поддались его пальцам мгновенно. И не только они.
Кровь от его прикосновений звенела, гудела тихим фальцетом. Она переливалась всеми нотами, взрывалась всеми цветами. Шипела, бурлила.
Стиснула зубы. Вцепилась в край стола, до побелевших костяшек. Сильно.
- Я не занимаюсь сексом на работе, - тихо прошептал, дотронулся губами колена. Одного, другого. В тот самый момент, когда я почти утратила способность воспринимать человеческую речь. Чтобы распознать и расшифровать его фразу, у меня ушло несколько минут.
- Даже с..? – усмехнулась упрямо, красноречиво кивнув в сторону двери в приемную.
- Даже с.., - подтвердил. Не обратив внимания ни на мой кивок, ни на мою усмешку. – Это не в моих правилах.
- Ну да, - тут же согласилась я. – Разумеется.
Правда, лично по моим ощущениям именно к этому дело и шло. И если по началу у меня еще были опасения, что в какой-то момент он остановиться и все-таки скажет «одевайся, уходи, провались сквозь землю», то уже через пару мгновений я твердо знала – не сможет. Его ласки становились все настойчивее и откровеннее, в них не было никакой системы, они было подобны урагану, сметающему все на своем пути. Ни один участок моего тела не остался без его внимания. Он целовал быстро, зло, до боли стискивая кожу, оставляя на ней красные отметины, кусал губы, сжимал до слез волосы.
Все это с трудом можно было назвать нежностью. Скорее что-то дикое, острое, безжалостное. Чему невозможно было сопротивляться, если в твоих планах имелась задача выжить. И с каждым разом он все меньше сдерживал себя. И с каждым разом мне все меньше хотелось, чтобы он себя сдерживал. Это было великолепно, отчаянно, безумно. Чувственно, словно по оголенным нервам. Без запретов и ограничений. В такие минуты можно было все: кусаться, кричать, не вспомнив о секретарше за дверью, нести всякую чушь и быть точно уверенной – стоит только одеться, никто об этом не вспомнит.
А потом вдруг все прекратилось. Он отстранился, тяжело дыша.
- Только остановись, - пообещала срывающимся шепотом, обвила ногами и вплотную прижалась к нему бедрами. – Я тебя отравлю, клянусь. Цианистым калием.