И еще раз. А потом сказала:
- Бл*дь, мы что на прослушке?
Поля взяла телефон. Приподняла брови, передала его Вере. Вера цокнула языком и тихо присвистнула.
- Может, накатаем ему «наш ответ Чемберлену»?
- Со своего номера, пожалуйста.
- Или с номера организации по защите жертв насилия.
- Это было бы круто.
Но кроме уставшей иронии никакой иной реакции не последовало. Идеи иссякли. Электронные часы на стене показывали два часа ночи. До решающего момента оставалось каких-то шесть часов и минуты продолжали безжалостно и методично убывать.
Я сидела, будто на личной погребальной церемонии, и периодически ловила озабоченные взгляды подруг. Быстрые и неловкие, как мазки неопытного художника. В них читалось то сочувствие, то беспомощность, а то и вовсе бессильная ярость. Ближе к четырем утра они, в общем-то, все в той же тишине, смирились и мысленно проводили меня в путешествие. К пяти утра я и сама себя проводила туда же, пожелав приятного пути. К шести мне подумалось, что не мешало бы все-таки что-нибудь взять с собой из вещей. К семи я заставила себя подняться и принять душ, так что, когда я вышла на улицу ровно в восемь мои волосы были мокрыми, состояние нестабильным, а настроение удрученным. В сумке лежала книга, банковская карта, разряженный телефон, заряженный плеер, паспорт, ручка, расческа и браслет донора крови.
Да, было время, когда я на этом зарабатывала. В центрах переливания добровольно позволяла втыкать себе в вены иглы и без зазрения совести отдавала кровь редкой, а потому чрезвычайно востребованной группы. Сам факт, что за счет меня кто-то выжил создавал ореол собственной значимости, приятно согревающий холодными зимними вечерами.
Но ранним октябрьским утром мне это не помогло. Не помогло унять дрожь в ладонях. Не помогло улыбнуться. Не помогло ответить на короткое и сдержанное приветствие охранника Игоря. Прежде, чем сесть в машину, я набрала полную грудь воздуха, и пока в глазах не потемнело, не выдохнула. Игорь терпеливо ждал, а я усердно выполняла все доступные упражнения по подготовке к продолжительной поездке.
- Мне плохо в машинах, - сообщила я для общего ознакомления со своей проблемой.
- А в самолетах?
- Возможно, еще хуже. Не знаю.
- Купить мятных конфет? – это всегда первое средство, что мне предлагают, видя мое состояние. Игорь не стал исключением из правил.
- Я вас умоляю, - я закатила глаза и решительно села в салон. – Если не сложно, просто езжайте чуть медленней.
Ремень безопасности. Опущенное окно. Голову назад. И, непременно, закрытые глаза.
Поехали.
Первое поступательное движение вперед. Ускорение. Выравнивание. Поворот. Расслабилась. Успокоилась. Перестала нервно сглатывать. Теперь можно о чем-то отвлеченном. Постороннем. Лишь бы не о том, что ждет в конце пути. Никаких тошнотворных мыслей, чтобы не спровоцировать. Чтобы не вызвать живой отклик в желудке. Со всеми вытекающими последствиями.
Мягкий тормоз, плавный газ. Прислонилась головой к стеклу. Почувствовала кожей холод, а под кожей уверенный, сильный пульс в висках. Четкий, как метроном. Пусть и учащенный. Восемьдесят ударов. Под действием адреналина. Заведенный и ритмичный.
За плечами две ночи без сна. За двое суток каких-то четыре часа рваного забвения. И порция пережаренного картофеля-фри. Вчера. А казалось, в другой жизни. Сплошная депривация по всем позициям. Неудивительно, что звуки начали от меня медленно ускользать, а сама я перестала удерживать прочную связь с реальностью. Пространство сузилось, а потом резко расширилось, изменилось и вдруг вылилось в какое-то совершенно иное измерение. Не подвластное пониманию и, тем более, контролю. Телефонный звонок по громкой связи прозвучал то ли наяву, то ли в моем воображении, как и последовавший за ним ответ. Короткий, всего в два слова, которых я так и не смогла разобрать, потому что почти сразу же погрузилась в тяжелый сон. Но это определенно было лучше, чем блевать всю дорогу.
А вот проснулась я уже в совершенно другой обстановке. Точнее, сначала в мой мозг вклинилась фраза: «Она заснула». Я никак не отреагировала, а лишь более удобно устроилась в мягком кресле, предполагая продолжить свое занятие. Мне было глубоко безразлично, что происходит вокруг, и кто что об этом думает. Не открывая глаз, я лишь искренне пожелала про себя, чтобы меня оставили в покое. Хотя бы еще на часик. А лучше два.