Ту поездку домой с горем пополам удалось пережить. Доводы о том, что я не могу, как волшебник прилететь к отцу на вертолете и доставить пятьсот эскимо, были услышаны, но однозначно не поняты.
- В чем проблема? - спросил он.
- В классовой ненависти, - хмыкнула я в ответ. - Как прикажете объяснить, свалившееся на меня финансовое благополучие? Предположим, я совру и присвою вам какой-то более приличный статус нежели временный покровитель, хотя и он не отражает всю суть наших взаимоотношений, но ведь следующим летом мне снова придется туда ехать, увы, уже на привычном транспорте. И тогда, поверьте, поток сочувствия и злорадства превысит все мыслимые и немыслимые пределы, - я тяжело вздохнула. - Это что касается соседей и знакомых. Но вот мой отец… Даже если он узнает, что вы мне жизнь спасли, почку отдали, из лап вурдалаков вырвали, он никогда не поймет, не примет, не одобрит наших отношений. Как бы я их не назвала, чем бы не облагородила. Для него вы навсегда останетесь богатым мужиком, а я девочкой для утех, которой только и хватило мозгов, чтобы раздвинуть ноги. И это совсем не то достижение которое он от меня ждет. Именно поэтому я не хочу афишировать ваше присутствие в моей жизни. Никак. Вы, знаете ли, не красный диплом, чтобы с гордостью вас всем демонстрировать.
Владислав Андреевич выслушал меня, не перебивая. А потом сказал:
- Я ошибся в тебе, Лиза.
Чтобы он там не думал на свой счет и в каких бы ошибках не признавался, в Дзержинск я приехала на рейсовом автобусе. Пусть и из соседнего областного центра. А Игорь хоть и присутствовал рядом, но исключительно как случайный попутчик.
К сожалению, дальше началась моя учеба в универе. И это стало очередным поводом для препирательств. Бессонов все также настаивал на моем передвижении на автомобиле с личным водителем. И такой вариант как «до ближайшего метро» тут уже не прокатывал. Я активно этому сопротивлялась, на что он заявил, что если я продолжу в том же духе, то перейду на дистанционное обучение.
В этом вопросе никаких поблажек не последовало.
И на несколько недель я стала самым обсуждаемым объектом на курсе.
Задать мне какой-нибудь каверзный вопрос не потрудился только ленивый. Не забыв при этом, разумеется, многозначительно кивнуть на красивенький черненький «Майбах», непременно ожидающий меня на парковке.
Представила бы я миру Владислава Андреевича, как трофейный амулет - с гордым достоинством победительницы, урвавшей редкий экземпляр, и все было бы по другому. Но я так не могла. Он не был моим. И это как будто чувствовали все окружающие.
- А я все думал почему ты тогда от поездки отказалась, а тут-то улов побогаче, - стартовой ласточкой стал Егорка. Он, на правах несостоявшегося спутника в Венецию, начал глумиться одним из первых. Смотрел он при этом зачем-то на Игоря. Оценивающе так смотрел, будто его мнение могло что-то для меня значить. - Староват, - заключил он. - Или бабкам все возрасты покорны, Лизок?
- Ты на водителя завязывай пялиться, - посоветовала я, прибавляя шагу. - Он мужик нервный, подумает еще плохо о тебе.
- А что он думает о тебе? - не унимался он. - Нравится ему хозяйскую блядь каждый день на учебу возить?
Выдох. Рука сама сжалась на ручке папки с конспектами. Увесистой, как кирпич, папке. До ломоты в пальцах. Я остановилась, время остановилось, а в глазах потемнело от злости. Я ведь почти готова была, даже мышцы сократились в предвкушении удара, со всей дури врезать этим «гранитом науки» прямо ему по кумполу. И пока бы он не пришел в себя от неожиданности - еще раз и еще.
Но потом в голову пришла отрезвляющая мысль: кому я сделаю хуже?
Выдох, выдох, выдох. Пока кислорода в легких почти не осталось.
- Не жалуется вроде бы, - добавить еще хоть слово у меня бы не хватило воздуха, и я, так и не вздохнув, бросилась к автомобилю. И только оказавшись в тишине просторного салона, закрыв лицо ладонями, я медленно и с чувством вдохнула.
Но как и говорила, Егорка стал лишь стартовой ласточкой. За ним полетели и другие. Любимая тема. Притча во языцех. В разных вариациях. Кто-то был мягче, лояльнее. Кто-то жестче. Но непременно изо дня в день. Что-то прилетало. Ситуацию усугубляло и то, что я не давала никакой информации в ответ. Все крутилось вокруг того, что однокурсники сами себе напридумывали на основе немногочисленных фактов. Ведь в действительности Бессонова даже никто вживую не видел, но у каждого была своя версия на этот счет.
Я уговаривала себя, что скоро это закончится, появится другая тема для сплетен. А пока надо просто перетерпеть.
В это же самое время Владислав Андреевич стал проявлять несвойственную для него нетерпимость к долгим разлукам. Его образ жизни не претерпел никаких изменений: все те же командировки, встречи, разъезды. Вот только теперь он стремился скрашивать свой вечерний досуг мной. Где бы он не находился. Чем бы не была занята я. Выглядело это примерно так: он звонил и в своей манере беспрекословного подчинения говорил «Прилетай ко мне. Прямо сейчас. Завтра вернешься обратно». Иногда перелеты длились по несколько часов. Несколько часов туда, несколько часов обратно. В чужие города. В другие страны.
Первый раз я удивилась.
Второй озадачилась.
А на третий и последующие я начала переживать за свои барабанные перепонки. От постоянного перепада высот уши закладывало нещадно. Надолго и наглухо.
Иногда я прилетала, а его не было. Я слонялась по номеру, не зная чем себя занять. Потом научилась всегда брать с собой ноутбук, и если Бессонов где-то задерживался, просто готовилась в его отсутствие к учебе.
Но чаще, конечно, он все-таки был. И тогда я почти сразу же оказывалась в его постеле. Мы занимались сексом, а на утро вновь расходились каждый по своим делам. Нет, Владислав Андреевич предлагал и остаться - погулять, посмотреть достопримечательности, но никогда не предлагал это сделать с собой, а без него ничего не имело смысла.
Нравилось ли мне такое положение дел? Нет.
Слишком однозначно он ко мне относился. Я годилась для ночных утех и не более. Впрочем, тут надо отдать должное Бессонову, он никогда ничего и не обещал. Все в рамках прежних договоренностей. Исключительно по его желанию.
Все вопросы у меня были к себе.
Если бы я только могла равнодушно воспринимать происходящее.
Если бы только не ждала его чертовых звонков.
Если бы безразлично относилась к встречам.
Но нет же, меня выворачивало наизнанку от его голоса, от его прикосновений, от его запаха. Меня разрывало на части, когда его долго не видела и с каждым разом этот промежуток становился короче. Все сложнее было улететь. И все больше хотелось остаться. На любых условиях. Хоть предметом интерьера.
В редкие моменты просветления, я думала про себя: «Господи, прекрати это издевательство. Я как-нибудь переживу наше расставание. Мне будет больно, одиноко, обидно, но я переживу. Я начну жить собственной жизнью. Я не буду ни от кого зависеть. Я не буду захлебываться в собственных мыслях о человеке, которому нужен от меня лишь редкий секс. Я забуду его, вычеркну, выселю из своей головы. И заживу, обязательно заживу когда-нибудь так, как нравится мне.
Господи, только дай мне шанс вырваться из этой х**ни, пока эта х**ня не стала единственным смыслом моего существования».
Кто ж знал, что желаниям свойственно сбываться. Что космос бывает глух к мольбам. А бывает и не глух. В противном случае, я бы хорошенько подумала прежде, чем в минуты душевного кризиса выть небесам о своем освобождении.
Но обо всем по порядку.