Как при этом обходиться без крыши над головой, мамуля не уточнила. Видимо, надеялась, что с такими перспективами в понурый Дзержинск я никогда не вернусь. А папуля… ну он же мужчина, что-нибудь придумает.
В результате, мне пришлось воплотить в себе все страхи безвременно покинувшей этот мир матушки. Нет, учебу я не бросила, а вот официанткой и девочкой на побегушках в библиотеке стала. Если сложить все денежные средства, что я зарабатывала, то почти хватало на сумму платежа. Все зависело от времени года и моей загруженности на учебе. В период экзаменов, смен в кафе становилось значительно меньше, что существенно сокращало мои финансовые потоки.
И, о Боже, с какой тоской я в конце каждого месяца отправляла ненавистные мне суммы на тысячи рублей в родной Дзержинск. Чуть ли не со слезами на глазах и нервной дрожью в пальцах. Как я мечтала отоспаться. До одури, до икоты, до сладкого тумана в голове. Не три-четыре часа, а сутки. Лучше двое. А то и трое.
Но такие вольности сулили мне, в лучшем случае, лет через десять. Послабление грозило только, если я закончу университет и получу высокооплачиваемую работу. Что с моей будущей профессией искусствоведа точно не светило.
Кстати сказать, папуля так ничего путного и не придумал. Свалился с инсультом, обеспечив мне дополнительную статью расходов на сиделку.
Иногда, сидя в комнате в общежитии и сводя свои дебиты с кредитами, у меня волосы на голове шевелились от творящейся вокруг безысходности. Я поднимала взгляд от неутешительных цифр и задумчиво смотрела в потолок, ощущая каждой клеткой липкую и сочную жалость. К себе. Но так как каждую свободную минуту можно было потратить с большей пользой, делала я это редко. А потому не успевала в должной мере проникнуться столь тонкими чувствами к собственной персоне.
А, следовательно, жизнь продолжалась. Перекатывалась и хромала.
***
В клубе любителей шумных вечеринок я не состояла. Но Вера возражений не принимала, а Поля вкрадчиво и настойчиво уговаривала пойти. За ее вкрадчивостью и настойчивостью скрывалось все то же железное неприятие отказа. Вот только, если Верунчик в ответ на мои слабые возражения приподнимала идеально нарисованную бровь и, четко печатая каждый звук, произносила: «Ты офигела?». Поля делала то же самое, но другими фразами. Более красочными и развернутыми. Такими как: «Солнышко, ты просто обязана отдохнуть. Нельзя так себя загонять. Мы отлично проведем время, пообщаемся, потанцуем».
В общем, уже тогда в Поле проглядывались задатки отличного юриста.
Для обеспечения должного вида меня загнали в магазин женской одежды. О привычных джинсах и хлопковых майках не могло быть и речи. Поля возводила глаза к небу и молитвенно шептала: «В кроссовках тебя туда даже на порог не пустят. Забудь». А я, втискиваясь в очередное чрезмерно узкое и возмутительно короткое платье, цедила сквозь зубы: «Бл*дь, меня выселят, выселят из дома, если я куплю это платье».
Вера, осторожно застегивая сзади «молнию», усмехалась:
- Ты же работаешь на четырех работах и не можешь позволить себе побаловаться?
- Господи, всего на двух.
Она равнодушно пожимала плечами.
- Какая разница.
Тогда-то мне и пришло в голову. А действительно, какая разница? Мне всего девятнадцать лет. И мне тоже хочется почувствовать себя хоть на один вечер человеком. В конце концов, я это заслужила. Заслужила и вечер и платье. И возможность отдохнуть, ни о чем не думая.
Я отсчитывала наличные, прикидывая в уме, что именно скажу банковскому работнику по поводу просрочки платежа в этом месяце. Что-нибудь скажу, что-нибудь да придумаю. Ведь в одном фирменном пакете магазина лежало потрясающей красоты платье. Дерзкое, сексуальное, из тончайшего шелка, глубокого темно-фисташкового цвета. А в другом бежевые туфли из мягкой кожи на сумасшедшей шпильке. Стоило все это вместе одеть, и из зеркала на меня смотрела совершенно незнакомая молодая женщина. Это добавляло баллов моей самоуверенности. А еще желания на ком-нибудь данный эффект опробовать.
Итак, все началось с лимузина. В баре нас ждало охлажденное шампанское, ваза экзотических фруктов и плитки горького швейцарского шоколада. Звучала тихая музыка, под аккомпанемент которой Полина открыла первую бутылку. Сладкая искрящаяся жидкость жизнерадостно потекла в хрустальные бокалы.