Пять. Я, наконец, отвлеклась.
- Знаете, вы меня подобрали не в африканской деревушке на краю цивилизации, - подставляя лицо ветру, ровно заметила я и огляделась по сторонам. На краю взлетного поля ждали две машины. Что вызвало во мне стон разочарования и искренней печали. Про себя, разумеется. Вслух я продолжила: – Я даже читать умею и писать немножко. Я вас не слишком этим шокировала?
- Отлично, - быстро произнес он и достал свой телефон, несколько мгновений смотрел на мигающий экран и, прежде чем что-либо сделать, сказал: – Тогда ты сообразишь, какая машина стоит справа. Тебе туда.
Я непроизвольно сбавила шаг, оценивая обстановку.
- И?
Он резко обернулся и без тени улыбки на лице ровно пояснил:
- Год рабства в странах Ближнего Востока, и никаких проблем. Лучше бы вместо чтения и письма тебя научили не доверять незнакомым людям.
Телефон продолжал звонить в его руке. Навязчивая стандартная мелодия верещала и верещала, пока он раздраженно не скинул вызов. Сделал жест рукой, и из автомобиля, по его словам предназначенного для меня, вылез клонированный брат Игорька. Столичная версия. Клон открыл заднюю дверь и замер на своей позиции.
Я замерла на своей. То есть, не доходя каких-то одиннадцати ярдов до места назначения. Бессонов остановился между нами. Его телефон снова начал звонить.
Время затормозило свой ход. Я переводила взгляд с одного на другого. Мечущийся наивно-испуганный взгляд. И в нерешительности молчала. В голову приходили самые разнообразные варианты дальнейшего развития события. И, блин, один был хуже другого. Фантазия у меня на этот счет работала отменно. Я успела подумать о своем почти сдохшем телефоне, в какой момент я смогу по нему позвонить, хватит ли для этого зарядки, и как бы покороче объяснить Вере, что случилась невозможная, абсолютная, невыносимая хрень. Со мной. В своей предположительной речи я постаралась убрать красочные эпитеты, нецензурные выражения и ненужные подробности. Оставив только суть. Голую правдивую суть. Едкий концентрат из фактов. Факта. Одного. И вот он: п**дец, я попала, помоги. Исключив мат, вышло совсем коротко. Но ясно.
- Ты всех задерживаешь, - сказал он и кивнул на автомобиль. Его телефон все звонил и звонил. – Саша отвезет тебя в медицинский центр.
- Зачем? – поинтересовалась я, не двигаясь с места.
- Проверить, правда ли ты так хороша, как сама о себе рассказывала, - усмехнувшись, ответил он. – Не бойся, бордель пока отменяется, - но заметив, что его слова на меня не подействовали, добавил: – Не веришь? Молодец, способная. Только я продажей девочек как-то не очень увлекаюсь, не мой профиль. Так что, иди уже, ты мне самому нужна.
По идее, это должно было успокоить. Вселить уверенность. Хотя бы на том основании, что ОН это лучше, чем ОНИ. Но где гарантии? Чистым, ничем незамутненным доверием между нами и не пахло. Я не отпускала из головы мысль о звонке Вере.
Его фраза действительно задела. Словно сорвала покровы с нелицеприятной правды. Обнажила перспективы. Возможные перспективы. Во всей красе.
Способен или нет? И, собственно, почему бы ему не быть способным на подобную дрянь? Ничего не оставалось, как сделать уточнение:
- Вы больной так шутить?
- Уже через секунду шутки закончатся, и если ты к этому времени все еще будешь здесь, сама виновата.
Это помогло придать моему телу ускорение. То есть, поспешно двинуться к машине. В сопровождении его холодного язвительного взгляда и изогнутых в довольной усмешке губ. Мимо клона, внутрь пропахшего дорогим парфюмом салона.
Дверь с тихим щелчком захлопнулась за мной, и я оказалась в отлично звукоизолированной тишине. Универсально подогнанной к комфортному длительному путешествию, без посторонних навязчивых вмешательств извне. За тонированными стеклами. На мягких кожаных сиденьях. С минибаром и многочисленными гаджетами в виде экранов со спутниковым телевидением, телефона, вай-фая и прочей бессмысленной ерундой. Я приняла расслабленную позу, сосредоточилась на приятных мыслях, и мы поехали.
Через полчаса гладкой, как каток, трассы у меня начался печальный необратимый процесс тяжелого подташнивания. Ничего нового, но каждый переезд давался мне все сложнее. Невозможно спокойно перенести столько потрясений за одни сутки. Организм обязан был воспротивиться окончательно и бесповоротно, игнорируя любые компромиссы. Настроение, и без того не блещущее положительными оттенками, скатилось за нулевую отметку и плюхнулось в глубоко отрицательную плоскость.