Это у меня прекрасно получалось. В плане, спать. Если бы мой жизненный план состоял только в этом, я бы выполнила его на сто пятьдесят процентов. Я бы всегда была в желтой майке лидера. Но, черт, от меня постоянно хотели чего-то иного. Каких-то других рекордов и достижений. В неизвестных мне областях и нормативах.
- Значит, «Американский психопат»? – услышала я и мгновенно проснулась. На этот голос, похоже, у меня очень скоро выработается генно-модифицированная реакция по секундному переключению из одного состояния в другое. Никаких тебе сладких потягиваний, невразумительной речи на первых порах и сонного, чуть невменяемого взгляда.
Бессонов сидел рядом на кровати и с интересом изучал мою книгу. Конечно же, я не слышала, как он пришел, поэтому его появление было для меня полной неожиданностью. И приятной, я бы ее не назвала.
- Проведите аналогию между собой и главным героем, - о, в литературных спорах я всегда была мастером. Даже спросонья.
- Если бы такова имелась, - улыбнулся. Сдержанно и холодно. Подчеркнуто холодно. – Ты бы сейчас не развлекала меня своим остроумием. Не думаешь?
И он поднял взгляд на меня, ожидая ответа.
Я могла бы сказать, что редко этим занимаюсь, но что-то в его глазах тормознуло во мне это желание. То ли слишком явственная серьезность, то ли откровенное предупреждение. Когда на тебя так смотрят, почему-то ни за что не решишь, что это шутка. И никогда не угадаешь, какое слово может стать последним. Вот как обстояли дела. И тот факт, что он просто миролюбиво сидел рядом, пусть и упакованный в деловой костюм, словно на встрече с президентом, никак не способствовал думать иначе.
Интересно, он у всех представителей женского рода вызывал подобную реакцию на свое присутствие? Нервную дрожь в минуту перед смертной казнью. Или существовали другие модели поведения. Например, не провалиться сквозь землю, а заняться с ним сексом. Я где-то читала, что чувство опасности крепко связано с сексуальным возбуждением. В таком случае, тот, кто страдает данным синдромом, должен испытывать рядом с Бессоновым его постоянно. Потому как держать в напряжении он точно умел.
- Там была одна правильная мысль, - так и не дождавшись от меня даже невнятного мычания, продолжил он, откладывая книгу в сторону. – Если у девки хороший характер – это подозрительно. По-моему, очень верное утверждение.
- Вам видней, по части девок.
- Пожалуй, - кивнул он. – Тогда спрошу. Что это? Бойкот, демонстрация, голодовка?
Это про меня. И про мое горизонтальное положение в семь вечера. Или сколько там уже набежало.
- Это единственно-приемлемое поведение в условиях жесткого угнетения личности. – выдала я и села поудобней, подтянув к груди одеяло.
- Какие мы слова-то знаем страшные, - насмешливо откликнулся он. – А как на счет, конформизма и адаптации к заданным обстоятельствам?
- То есть, вы ждете, когда я смирюсь и приму ваши правила? – моя надменно вскинутая бровь и океан удивления в глазах. Неужели он это серьезно? Без шуток?
- Я жду, когда тебе надоест называть меня на «вы». Или для этого нужно совершить какое-то таинство?
- Да, черную мессу и ритуальное жертвоприношение.
- Чьё? – кажется, он был немного озадачен моим полетом фантазии. Я же была озадачена ситуацией в общем. Мне еще никогда не доводилось говорить о таких вещах, лежа обнаженной в постели, в непосредственной близости от мужчины. Но остановить меня это не смогло. Ровно, как и заткнуть.
- Рыжего кота, - твердо заявила я и тут же добавила. – Пубертатного возраста.
- А почему именно рыжего?
- Терпеть не могу рыжих. У них отвратительный характер, - и словно в подтверждение своих слов я быстро посмотрела на него. А точнее, на его отдающие медным оттенком волосы. Ладно, это открытие получилось постфактум. Изначально я ничего такого не имела ввиду.
Между нами повисла тишина. Видимо, для осознания и понимания только что произнесенной мной глупости. И ее возможных последствий.
Я тяжело вздохнула, в которой раз пожалев, что не родилась немой. Так бы у меня была только одна проблема – это отсутствие неконтролируемой речи. Жестикулировала бы себе руками всякую тарабарщину, шипела бы и угукала, и хрен бы меня, кто понял. А так приходилось молитвенно возводить к потолку глаза и стыдливо прикусывать нижнюю губу.