- Твоя паста, - тихо пояснил он.
Паста. Всего лишь чертова паста в томатном соусе. С базиликом и тимьяном. И черт еще знает с какими, неведомыми мне ингредиентами.
Я подумала, о чем угодно, но только не о ней. Хоть и понимающе кивнула. В сторону. Якобы, без всяких сомнений, повар достоин высших похвал за сие произведение искусства.
Хорошо, что в особенности моего организма не входила милая и невинная привычка краснеть. Трогательная и обескураживающая. Даже, если внутри я сгорала от стыда, на лице это никак не отражалось.
А именно это сейчас и происходило со мной.
Вот только не ясно на каком основании.
На каком таком основании, меня чуть ли не потряхивало, стоило ему только повернуться и быстро, с едва заметной улыбкой на меня посмотреть. А делал он это с завидным постоянством. Было в его взгляде нечто такое, что тут же заставляло вспомнить, что я без белья. И что мои трусики в его кармане.
Я ни на минуту не могла об этом забыть.
Ни на одно мгновение.
Сколько бы я не вслушивалась в их разговор. Сколько бы не старалась уловить его суть. Поймать смысл. Задержаться на фразах, чтобы сложить из слов логичные предложения.
Получалось у меня это из рук вон плохо.
И пересказать содержание я могла только в очень расплывчатых чертах. Они оба были то ли из дурдома, то ли из детдома. Первое все объясняло, второе подходило по смыслу. Вносить конкретику в этот вопрос, разумеется никто не стал, так что вполне возможно, что с диагнозом я и ошиблась. При чем в истоках. Сложно судить о целом, имея в распоряжении один-два фрагмента неосторожно брошенных слов. Это были всего лишь мои домыслы вперемешку с заскучавшей фантазией. Еще час такого времяпрепровождения и я легко бы придумала Владиславу Андреевичу тяжелое детство и бравое военное прошлое. В последующий час прониклась бы его суровой биографией и разрыдалась бы от сочувствия прямо над недоеденной пастой. Кстати, настолько острой, что потреблять ее было практически невозможно.
Что-то там, конечно, было. В тумане. На общем фоне информации о росте акций и покупке нового автомобиля. Вскользь так, нечаянно. Например, название «Дельта». Если предположить, что они вряд ли играют, в компьютерные игры, то это что-то могло означать.
Как вариант, военное подразделение.
Или модный ночной клуб.
Или компанию по изготовлению дельтапланов…
Стоп. Приплыли.
От выпитого вина и собственных мыслей я вдруг начала глупо-глупо самой себе улыбаться. Сначала еще старалась как-то это скрыть. Потом перестала. Давилась улыбкой, прикусывала ее зубами. И все без толку.
- Я сказал что-то смешное? – холодно и строго. Словно ударил в воздухе хлыстом.
Вопросительно вскинутая бровь. На моей периферии зрения.
На моей периферии упрямого молчания. Вместо ответа.
- Мне кажется, она сейчас послала тебя одним взглядом, - услужливо подсказал Руслан, с интересом за нами наблюдая.
- Лиза? – не улыбнулся. Не оценил шутку друга. Даже не повернулся в его сторону.
Я отрицательно покачала головой. Неуверенно.
- Довольно-таки далеко, - продолжил мужчина. – Потрясающий взгляд. Такой выразительный. А если ее погладить, она укусит?
- Не она, - тихо. Не спуская с меня глаз.
Дельтаплан, блядь. Я зажала рот рукой. А другой потянулась за бокалом. И прежде чем выпить вино, про себя произнесла тост: «Ваше здоровье, Владислав Андреевич». Мне надо было это сделать, чтобы не рассмеяться. Чтобы немного отвлечься и прийти в себя. Я так и чувствовала, как во мне происходят необратимые процессы, связанные с потреблением спиртных напитков. Как отступает страх, как на смену ему приходит расслабление. И безразличие. К тому, что скажут, о чем подумают, и что потом сделают.
Меня перестало это интересовать. Постепенно. Но с каждой минутой все сильнее.
Если бы не фраза Бессонова «Нам пора», брошенная неизвестно кому, расточительно, в пространство. Глухо и неприветливо. И тут же последовавший за ней счет, как мановению волшебной палочки. А следом и логичное завершение ужина. Возможно, в перспективе меня ждал куда более веселый вечер.
Но… Лавочка прикрылась. Я осталась в том состоянии, когда уже по настрою души все можно, но с пониманием, что на следующий день за это может быть мучительно стыдно.