Я второй раз за последние полчаса затолкала свое любопытство глубоко в задницу и неохотно отправилась к кофеварке.
Уже отвернувшись к нему спиной, тихо процедила:
- Вам плохо спалось?
Кружка. Два куска сахара. Вязкий черный напиток. Быстрый взгляд в поисках молока. Мимо. Еще два куска сахара. Чайной ложкой по тонкому стеклу. Громко.
- А ты как думаешь? – в затылок. Насмешливо. – Присядь рядом.
Ни дать, ни взять, как в лучших домах Франции. Завтрак у аристократов на фоне ослепительного пейзажа города с высоты птичьего полета.
Утро, начавшееся с легкой дрожи в руках – хреновое утро.
Утро, начавшееся со слабости в коленях – хреновое утро.
А уж когда мне пришлось сесть напротив него, чтобы приступить культурно давиться гребаными какао бобами, оно превратилось просто в отвратительное. И, кстати, уже не способное реабилитироваться.
Моему повышенному интересу к кофейной гуще могла бы позавидовать любая уважающая себя гадалка. Я настолько внимательно ее изучала, будто увидела в ней предсказание конца света. Во всех подробностях.
- План такой же, что и вчера, - он щелкнул пальцами, не сводя с меня взгляда, и принялся застегивать верхние пуговицы рубашки. – Останешься одна, деньги, где и лежали. Захочешь поесть, водитель тебя отвезет.
- Угу, - интеллектуальное мычание в ответ.
- Еды здесь нет, - пояснил. Что в общем-то и так было понятно. Если по-простому: надумаешь пожрать – возьмешь деньги, никуда не денешься. Или будешь и дальше поглощать кофе до инфаркта миокарда. Великолепная перспектива. – Вопросы?
Галстук, блядь. Легким уверенным движением руки. Изящный идеальный узел. Щелчок браслета наручных часов. Взгляд на циферблат. Чуть повернув к себе запястье. Отработанным жестом. Выверенным до грамма. Четким и точным. Ничего лишнего.
- Удачного дня, - процедила я тоном диктора, объявляющего во всеуслышание о начале третьей мировой войны.
Бессонов удивленно вскинул бровь, смахнув с меня язвительность одним коротким взглядом.
- И тебе.
Со стороны все это выглядело как дурной кадр из низкосортного кино. То есть, хуже некуда. Бедный родственник и его влиятельный покровитель. Пришлось констатировать, что нынешнее положение вещей, а также распределение ролей, полностью выбивало из предполагаемой концепции моих ожиданий.
Жаль, что я находилась не на стороне.
На стороне, определенно, было бы проще.
Когда, наконец, за ним захлопнулась дверь, я осторожно выдохнула и, согнув руку в локте, прошипела в спину:
- Да пошел ты!
Камера видеонаблюдения весело подмигнула мне черным объективом.
Вообще, мне хватало и других проблем, щепетильно распределенных на предстоящий день, чтобы маяться головной болью о поведении Бессонова. Одна из них как раз висела на другом конце провода и растекалась в гламурно-идиотических уменьшительно-ласкательных вариациях моего имени и не только.
- Душенька, ты же знаешь, я бы никогда не бросила твоего отца, - когда она говорила, на заднем фоне отчетливо слышались горячие ритмы испанского фламенко.
Я закатила глаза к небу, уставившись в панорамное окно. Вид, от которого захватывало дух, а на языке сами собой рождались молитвы к Богу. Однозначно, с последнего этажа, где размещался пентхаус Бессонова, совершать ритуал обращения к Высшим силам было гораздо проще. Не оставалось сомнений, что уж отсюда-то тебя точно услышат. Потому как, если не услышат отсюда, то этого уже никогда не случится. Как не старайся.
- Конечно, прежде всего, я должна была позвонить тебе, солнышко, для выяснения подробностей, но эти люди были настолько убедительны…
- Так что, милая, не смотря на наши договоренности…
- И потом, Лиза, радость моя, я не могу находиться с Мишей круглые стуки. А с учетом его состояния, это было бы наилучшим для него вариантом.
- Что и грешить, зайка, я подумала, что ты сама так решила. Я не могла дать ему квалифицированного ухода. Но ты же понимаешь, что ему нужен именно он.
- Так что я ничуть не сомневалась, что это была твоя инициатива.
Я зажмурилась, пытаясь переварить бесконечный словесный поток сиделки. Извлечь из него только необходимую информацию. Но это был титанический труд. Мой мозг не справлялся с объемами, закипал и грозился уйти в долгосрочный отпуск.
Короче, главным моим желанием стало повесить трубку. Молча.
Нина, блин, Нина, еще месяц назад твой треп казался абсолютно безобидным. Сейчас же я подумала, что и ты против меня. Надумала вдруг укокошить мое сознание лингвистическим оружием массового поражения.
- Эй, - мне все-таки удалось вклиниться в паузу, во время которой, по всей видимости, она набирала в легкие воздух. – А что за люди?