- Такие ноги надо беречь, - заметил он, и я в ответ утвердительно кивнула.
То есть, сначала кивнула, потом сказала и только после подумала, о чем сказала.
- Согласна. Ноги вообще надо беречь. Такие. И не такие. Потому что в этом мире с ногами жить лучше, чем без ног.
«Бл*дь».
Последнее слово я уже не стала озвучивать. Оно громыхнуло у меня в голове, и я прикусила язык. До боли. Дабы больше не воспроизводить никаких феерических теорий.
Мужчина усмехнулся.
- У тебя своеобразное чувство юмора.
Но своеобразным было не только это. Например, мне еще ни разу в жизни не доводилось оказываться в столь щекотливом положении. И я с трудом представляла, как именно из него аккуратно выкрутиться. Особенно мне стало не по себе, когда его ладонь скользнула чуть выше. Осторожным движением к колену. Очень ласковым и определенным жестом. И что, собственно, еще немного и его руки окажутся у меня под платьем.
Это нормально или пора возмутиться?
Я сделала вид, что ничего не происходит. В любой двусмысленной ситуации – делай вид, что ничего не происходит. Так проще всего. Игнорировать. И, возможно, всё закончится само собой. Как-нибудь прекратится.
Это было моей самой любимой практикой. Но в этот раз, она не сработала.
Он продолжал удерживать меня за ногу, а когда официант принес лед и кофе, осторожно приложил холодный пакет к ушибленному месту. Мне оставалось только неторопливо пить кофе, надеясь, что такой способ протрезветь поможет, и я, наконец-то, смогу придумать что-нибудь более путевое, кроме как молча разглядывать незнакомого, в сущности, мужчину.
Он был старше меня. Намного. А еще от него буквально несло сумасшедшими деньгами. Несмотря на простую с виду одежду – голубые джинсы и светло серый тонкий пуловер, он точно излучал материальную независимость. В каждом жесте, в каждом взгляде. Даже в быстро брошенной официанту благодарной фразе чувствовалась спокойная сдержанность человека, привыкшего к достойному обслуживанию. Без вызова, без надменности. Учтиво и ровно. Словно так и должно быть, и никак по-другому. И если бы вдруг вместо кофе принесли все же виски, уверена, это вызвало бы у него не раздражение, а вполне закономерное удивление. Потому что таких как он, как правило, слышат с первого раза и не допускают ошибок в выполнении просьб.
Это знание, которое ничем не нужно подтверждать.
Это правило, которое никому не нужно доказывать.
Это уверенность в себе и в окружающем мире. Невыносящая сомнений на свой счет.
При этом я даже имени его не знала. А он не потрудился представиться, словно это не имело никакого значения.
- Постарайся завтра много не бегать, - убирая лед, сказал он и посмотрел на меня.
Я облегченно выдохнула, поставив ногу на пол, и аккуратно ей пошевелила, будто проверяя работоспособность для завтрашнего дня.
- Я буду только рада, если ты это сделаешь за меня. Клянусь быть вечно благодарной, если избавишь меня от предстоящей смены в баре, а заодно и от кредита, размер которого я даже не могу точно воспроизвести…
Потом я что-то еще говорила. Много говорила. А он слушал и что-то отвечал.
Я говорила, потому что надо было что-то говорить и потому что кофе мне ничем не помог. Потому что гребаный кредит вообще был моей больной темой, а также причиной отсутствия моего сна и покоя. Я давно научилась не рассказывать об этом серьезно, а исключительно с язвительной иронией. В форме злоебучей шутки. Возможно, в моей речи и могли прозвучать такие слова, как «на определенных условиях», «я готова», и «что хочешь». Даже в трезвом состоянии я иногда употребляла похожие пространные выражения, не относящиеся, в-первых, ни к кому конкретному, во-вторых, не несущие в себе никакого смысла. И в-третьих, ни в коем случае не подразумевающие под собой призыва к конкретным действиям. Так что при всем желании, я бы никогда не сложила их в осознанное обещание. И уж тем более, в осознанное согласие.
Не сложила бы сама, и другим бы не советовала.
Так как все дальнейшее для меня накрылось плотным, совершенно непрозрачным мраком. Практически вся прошедшая ночь погрузилась в беспросветную тьму, а вместе с ней окружавшие меня люди, события и разговоры. Редкими проблесками всплывали тусклые кадры, которые невозможно было идентифицировать, как реально случившиеся или пост-приснившиеся.