Бессонов на минуту замолчал, а потом тихо произнес:
- Не порть себе жизнь.
Блядь, он так и сказал. Слово в слово, как будто отпустил короткую ремарку, или дал ненавязчивый совет. Словно я связалась с нехорошей компанией, а он на правах духовного наставника возвращает меня на путь истинный. Я подняла на него удивленные глаза, потеряв дар речи.
- Будь ты посообразительней, то воспользовалась бы ситуацией, - ровно продолжил он.
Я усмехнулась.
- Вера говорит тоже самое.
- Умная девочка.
- Тогда, может, переключите свой интерес на нее? – слишком резко, слишком поспешно, на чуть повышенных тонах. Неожиданная реакция. Даже для меня самой. То ли на мягкие интонации, проскользнувшие вдруг в его голосе при упоминании Веры, то ли на зажегшийся интерес в глубине глаз.
В любом случае, права говорить этого у меня не было. Я прикусила язык и переключилась на колу. Впрочем, у него тоже не было права так поступать со мной. Тут мы были в одинаковом положении.
- Тебя послушать, так я – самое страшное, что с тобой приключилось за всю жизнь, - он дал знак официантке, чтобы принесла счет. Кивок головы, быстрый взгляд, никакой суеты и лишних движений. Интересно, что она его тут же поняла и так же коротко кивнула в ответ. Взаимопонимание на генетическом уровне. Телепатическое эхо. Как, блядь, у однояйцевых близнецов. Крепкая связь «хозяин – подчиненный». Браво. В свое время я так не умела. Чтобы со щелчка пальцев. С едва уловимого намека. А ведь это всего лишь второсортная забегаловка. Мне то всегда казалось, что в подобных местах можно и пренебречь «третьим глазом», иногда намеренно пропустив сигналы от высшего разума.
Не стать мне хорошей официанткой.
Беда.
- Нет. Но не переживайте, вы в топе, - задумчиво откликнулась я, отодвигая от себя тарелку и допивая колу. В желудке разлилось приятное тепло, мир окрасился во все оттенки розового.
- Не боишься, что я везде привык быть первым и вторые места меня не устраивают?
Во все оттенки розового. А это очень жизнерадостный цвет.
Купюры аккуратно полетели на стол, он поднялся, не проявив к моему ответу никакого интереса. А ведь он последовал.
- Главное, что ключевые позиции заняты.
Или не ключевые. Или это не совсем ключевые.
- Ш-ш-ш-ш, Лиза, - он приложил палец к губам, давая понять, что развивать тему не следует. И как бы вообще сейчас самый подходящий момент, чтобы заткнуться. Такой вот красноречивый сигнал. – Тебе все равно деваться некуда, это-то ты хоть способна уяснить? Так почему бы вместо того, чтобы создавать нам обоим трудности, как говорят в народе, не расслабиться и не получать удовольствие?
Я сказала:
- Пиар-компания у вас отработана на «ура».
Он ответил:
- И не только она.
Больше мы к этому разговору не возвращались. Что в нем было примечательного? Только то, что быть трудностью Бессонова весьма неприятное занятие. Я это выяснила на собственном опыте, но чуть позже. Если в перспективе, то даже не в ближайшие сутки. Просто мне хорошо запомнился этот ужин, когда он пытался донести мне человеческим языком, что некоторые вещи лучше не делать. Наверное, это случилось в последний раз.
Если серьезно, то уговоры явно не числились в его привычках и сегодняшний вечер стал просто небольшим бонусом, наполненным тихими словами и усталостью. Что в других обстоятельствах можно было бы счесть за огромную удачу.
В тот момент я еще пребывала в счастливом неведении относительно характера Владислава Андреевича, а его терпение и в чем-то даже равнодушие казались мне лишь проявлением спокойного нрава. Но обо всем по порядку.
Мы вернулись в пентхаус уже ближе к полуночи. Заставить себя не думать, что будет дальше я так и не смогла. Мысли крутились вокруг самых разных вариантов, один другого хлеще. Чувства разнились от болезненного любопытства до самого откровенного страха. Чего я действительно не ожидала, так этого его ровного, отдающего ледяным безразличием голоса, едва мы зашли внутрь.
- Завтра рано утром мы возвращаемся, ложись спать.
- Где? – тупо переспросила я.
Он как-то странно на меня посмотрел, словно убеждаясь в своем ли я уме, а потом сквозь зубы пояснил: